Клоака. Станция потери
Шрифт:
Людям хорошо в одиночестве. Люди — существа социальные.
Эти два утверждения всегда вызывали у меня головную боль и раздражение. Почему? Потому что оба они и верны, и ложны одновременно. Если нам нужно общение, то как нам может быть хорошо одним? И если нам хорошо одним, то как нам может быть нужно общение?
Закрыв глаза, я слушаю Костю и думаю лишь о том, что мы социальные одиночки. Насколько это, конечно, возможно. Мы сидим рядом, в полной темноте. Я молча слушаю его историю, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Костя, иногда
Мое первое впечатление о нем было обманчивым. Причиной тому, пожалуй, было направленное в мой затылок дуло автомата. А еще Костина неразговорчивость и нежелание помогать мне, несмышленому неофиту, выживать. Прошло только несколько дней с нашей первой встречи, но мне кажется, будто эти дни были похожи на долгие, долгие зимние месяцы где-нибудь в северной части Земли. Мне и представить страшно, что чувствует Костя, мыслями возвращаясь в свою нормальную жизнь, а он просто рассказывает мне о ней, будто мы давние друзья, которые просто давно не виделись.
— Я ехал с футбольного матча, на который меня позвал одноклассник. Я, конечно, уже и школу и институт к тому времени давно окончил, но с ним связь поддерживал. Знаешь, мы общались с ним раз в месяц или два, но при этом оставались друзьями…
Костя невесело хмыкает, а я ощущаю в сердце легкий укол. У меня друзей со школы не осталось. Совсем никаких. А если напрячь память, то за прошедшие четыре года я, оказывается, ни одного из них вообще не видела. Чему раньше была только рада. Сейчас же… Да и сейчас тоже. Я не смогла найти с ними общего языка тогда, чего уж говорить про «сейчас»?
Среди одногруппников я друзей на долгие года тоже не нашла. Элька с Шуркой… Да какие они мне подруги?..
— Я футболом никогда не увлекался, — продолжает он, — но тут рассорился с родителями по пустяку какому-то… И я с Сашей тоже как-то слово за слово… А тут он со своими билетами. Знал бы, чем все закончится, вообще бы из дома не вышел.
Какие знакомые мысли. Если бы я знала, чем закончится моя вылазка из дома, истерично послала бы Элю с ее предложением потусить куда подальше.
— Матч был откровенно скучным. Вроде и команды нормальные и стадион полный, но… Наверное, все же не по мне такой вид спорта.
Наверное.
— Мы до позднего вечера шлялись по городу. Делились последними новостями, обсуждали общих знакомых…
Значит, у всех полов темы для разговоров одинаковые?
— А домой поехали на метро. Быстрее было бы на такси, но из-за матча… А тогда чемпионат какой-то был… Народа везде тьма. Решили, что на метро будет быстрее.
Интересно, сколько раз за это время он проклинал метро, себя и друга, у которого оказался лишний билет?
— Мы проехали несколько станций. Все было нормально. В вагоне куча фанатов разных команд, все в шарфах, чуть подвыпившие, но никто особо не буянил и на других косо не смотрел… Мы ненадолго остановились в туннеле. Мне наследующей выходить нужно было, чтобы перейти на другую
Почему-то возникло чувство, будто я слушаю о себе. Я так же стояла в толпе пассажиров, желая лишь скорейшего прибытия на пересадочную станцию.
— Машинист извинился, мы продолжили путь и уже через минуту были на станции. Я попрощался с другом…
На этом слове Костя запинается. Я понимаю, что это был за «друг». Точнее я предполагаю о том, кто он и что с ними произошло дальше, но перебивать Костю или подгонять его, прося переходить к главной части его рассказа, я не хочу.
— В общем, не без помощи всего вагона мы оба оказались на платформе.
А это уже походит на мой псевдо-рассказ. Если бы мы могли увидеть лица друг друга, я уверена, Костя бы посмотрел на меня как-нибудь многозначительно. «Ты же понимаешь, о чем я, да?», — спросил бы он. «Да-да, конечно!», — ответила бы я, чувствуя угрызения совести.
— Мы уже собирались расходиться, как вдруг он сказал, что на станции что-то не так. Поначалу я ничего необычного не заметил. Станция как станция, но потом… Я понял, что его так насторожило.
Что же? Я-то на этой станции сидела внутри вагона и о том, как она выглядела, и что на ней происходило, могла только догадываться. А догадки зачастую ни к чему хорошему не приводили.
— Кроме нас на станции никого больше не было, — отвечает Костя на мой немой вопрос. — Вообще никого. Только те, кто вышел из вагонов. Пустынная платформа. Ни тебе полицейских, ни работников метрополитена. Впереди был эскалатор, я это точно помню, но он не работал. То есть не ехал ни вверх, ни вниз.
Нужно сделать мысленную пометку в голове о том, что с этой вот станции наш путь в Клоаку и начался.
— Я бы, наверное, еще долго пытался понять, что произошло, а вот мой друг…
Костя опять запинается на этом слове.
— Благодаря ему мы успели заскочить в вагон в самый последний момент.
А дальше Костя до мельчайших подробностей пересказывает мне о моем собственном пути в Клоаку. С каждым пройденным участком дороги людей в поезде становилось все меньше и меньше. Кого-то утащили в туннеле, когда отключился свет, кто-то не успел добежать до первого вагона, а кто-то, следуя за смельчаками-первопроходцами, выходили на станциях и пытали свою удачу на них.
Вот только мы оба знаем, кто эти «смельчаки» на самом деле.
— С одним из подстрекателей мы вышли на уличной станции. Нам показалось это самым оптимальным вариантом.
Это прозвучало как оправдание собственной беспечности. Но если честно, то выйти именно на улице было лучшей идеей, которая только могла прийти в голову ничего непонимающему в происходящей заварушке человеку. В конце концов, улица это не подземка, окруженная бетонными стенами с единственным выходом, до которого еще нужно было успеть добежать.