Клоуны водного цирка
Шрифт:
Тарант выходил последним. Пальцем подозвал крейклинга дежурившего у входа.
— Лекаря моего позови, пусть поторопится. Объясни ситуацию. Чтоб все захватил с собой.
— Никак это на сделку не повлияет, уверяю вас, независимо от исхода поединка. Личное, это личное, а дело есть дело. — Бонифаций успокаивал Лоренса.
— Это плохо кончится для вашего бойца, — вздохнул представитель мэрии и Высшего земельного суда Эсселдейка, — вы не понимаете, с кем ему придется драться.
— Отчего же, — пожал плечами Бонифаций, — понимаю.
Они стояли на арене у барельефа, на котором огромный конь с
На трибунах, друг напротив друга, загорелись две чаши. За ними щелкал механизм и усатый крейклинг в берете, с громогласными матами давал указания ливрейной прислуге, ставить свет так, чтобы он освещал центр арены, но не бил в глаза «господам, которые пыряться будут».
Барон снял жакет со стоячим воротником и рукавами с разрезами и оставшись в одном трико стал не спеша разминать кисти. Петеру айт Эрнстермирху было около сорока, но живота не было. Сам худощав, костист и как будто обвязан канатами мышц. Полуторный меч в ножнах держал в руках Хэнк и нервно поглядывал на мокрые пятна на песке, которым был покрыт пол арены.
Арман также скинул пурпуэн и рубаху и пошлепал себя по обтянутым трико бедрам. Несмотря на то, что был моложе, мускулистым не казался. Скорее плотным и округлым, хоть и не толстым.
— Интересно, в случае победы, я смогу забрать этот золотой значок на красном банте, что у вас на плече?
— Щенок болтливый. Ты лучше надейся, что увечьем отделаешься, а не сдохнешь здесь и сейчас. Но обещать не могу.
Арман хищно улыбнулся в ответ.
— Ничего, зато я постараюсь сохранить вам жизнь. Честно. Я не хочу, чтобы Баэмунд считали негостеприимным княжеством. Заодно и меч мой разглядите, как того желали. Так, что насчет значка?
— Если останешься в живых, я тебе его лично в руку положу. В твою отрубленную руку.
Остальные стояли в стороне. В наступившей полутьме, казались тенями-статистами, рядом с которыми в кругу света разворачивалось основное представление.
— А почему не в полном доспехе? — спросил Бартаэль. Он единственный, кто относился к происходящему без эмоций и даже с интересом.
— Барон сам захотел драться сразу, — ответил Бонифаций, а где этот доспех сейчас? У Армана, подозреваю его и вовсе нет. А что, у барона доспех с собой?
— Да, это я не подумал, — признал купец. — Доспех у него с собой, но на корабле остался. Да это и не важно. Но тогда у вашего парня надежды выжить еще меньше.
— Скажите, — с интересом спросил Бонифаций, — а возможность победы Армана, вы исключаете полностью?
— Полностью, — кивнул купец. — Я знаю Петера. Знаю, как он бьется. Простите, я в этом уверен. Он этот значок на плече не зря носит. У него на счету не одна победа и в дуэлях, и на турнире. В Эсселдейке ему запретили бы драться, так как понятно, чем закончится поединок. К тому же лично был свидетелем, как барон рубился с фраккарцами во время вылазки у ворот. Я со стены смотрел и видел, как коня под ним убили залпом из аркебуз. И он тогда потерял нескольких товарищей. А уж после того, как наемные стрелки из дали залп, из-за их
— А вы как считаете херр Нудзансенс? — спросил Бонифаций, стоявшего недалеко главу делегации Эсселдейка.
Лоренс стоял с потерянным видом. Расстроенным настолько, что не замечал взглядов, какими его супруга одаривала раздетого Армана. «Я что один это вижу?», — подумалось Бонифацию, но затем он отогнал эту мысль, как несвоевременную.
— Я считаю, что все это ошибка и совершенно не нужно, — ответил Лоренс.
— Нет, я про то, кто, по-вашему, победит?
— Победит барон, простите, — и тут же начал оправдываться, — я это без злорадства говорю, просто констатирую.
— Тогда я задам вам еще один вопрос, хотя он может показаться вам странным, но все же выслушайте.
К ним подошла Селестина.
— Как вы относитесь к той теории, — начал Бонифаций, — что человек себе не принадлежит?
Супруги Нудзансенс с изумлением воззрились на него.
— Я о том, что только как раз перед тем, как началась эта история, — Бонифаций кивнул в сторону дуэлянтов, — барон обсуждал, что есть люди, а есть те, кто выполняет их указания.
— Зачем сейчас говорить об этом?!
— Вот и мне интересно, — сказал Тарант.
— Ладно, попробую по-другому. Раз вы так уверены в победе Петера, то я могу предложить вам пари?
— Вы умеете заинтриговать. Сколько событий для одного вечера! — ответил Лоренс.
— Скорее уж дня. Мы вас еще и требушетом удивили.
— Так что за пари?
— Это же цирк, здесь принято играть. Сыграем на человека? На того, на кого укажу? Тем более вы уверены в победе.
Капитан-командор Баэмунда, стоял в двух шагах от дуэлянтов. В стороне, но между ними. В голове прочно засела мысль, как удачно, что он сегодня в новом мундире, который портной сшил ему месяц назад, но все не было возможности надеть. Отличный мужской повод. Командующий стражей человек суровый, прошедший не один десяток морских рейдов, отличался строгостью во всем. Даже разговаривал хриплым голосом, чеканя каждое слово. Но любил красивую одежду. И сейчас думал не о предстоящем судействе в поединке, а о том, как замечательно смотрится в новом красно-голубом с золотом камзоле и как лихо заломлен берет с пером на голове.
— Думаю, я знаю ответ, но обязан спросить. Готовы ли вы примирится друг с другом?
— Барон наговорил слишком многое, чтобы его извинения можно было принять.
— Ты все еще об извинениях?! Ты умрешь, сейчас. Ты это понимаешь?! — барон сплюнул — да командуйте уже, черт вас дери!
Не дожидаясь ответа, повернулся к Хэнку, вытащил двуручный меч из ножен, что писарь держал в руках и поднял его к лицу, так, что гарда прижалась к уху, а острие уставилось в лицо Арману. Сам Арман держал меч в опущенных руках перед собой.