Ключ от рая
Шрифт:
— Скот, хозяйство в порядке? — спросил Дангатар, с трудом подавляя нахлынувшие на него чувства. И голос его тоже изменился, стал хриплым и низким.
Ходжакули и Каушут молчали. Келхан Кепеле отвернулся.
— Говорите. От судьбы не уйдешь. Я уже много перетерпел.
— Будь мужчиной, Дангатар. Жена твоя… Видно, у нее на роду было написано уйти раньше тебя.
— Она!..
— Да, бедняга Огулхесель отмучилась.
И без того слабые колени Дангатара задрожали. Он оперся руками о землю, хотел встать, но не смог. Остальные, хоть и были
— Да будет рай ее домом! — прошептал Ходжакули.
Дангатар тихонько кивнул головой и повернулся лицом к реке. Он смотрел на воду так, словно хотел увидеть там отражение покойной жены, с которой не сумел даже проститься.
После нескольких минут молчания Келхан Кепеле спросил:
— А глаз они выкололи?
Дангатар молча развязал свой узелок и вынул оттуда что-то завернутое в тряпицу. Распеленал и положил на руку предмет, напоминавший сморщенный орех. Это был его левый глаз. Мужчины впервые видели, чтобы человек носил свой глаз в узелке, и это зрелище произвело на них жуткое впечатление.
— Я забрал свой глаз, чтобы похоронить его в родной земле. Правда, от него теперь осталось… — Дангатар отвернулся и не смог дальше говорить.
Глаз он потерял вот как.
Когда Каушут и Тач-гок пришли к Апбас-хану, Дангатар был в другом селении, хан одолжил его на время своему приятелю.
Вернувшись назад, Дангатар оказался один на персидской земле, остальных пленников увели Тач-гок с Каушутом. Он продолжал жить рабом у хана. Наконец, вытянув из него все жилы, хан подумал, что кормить пленника уже невыгодно, и решил избавиться от него. Он вызвал Дангатара к себе и спросил:
— Сколько золота и серебра дадут твои родичи, чтобы ты вернулся домой?
Дангатар ничего не ответил, он знал, что даже при нем в доме не было денег, а теперь и подавно гроша не сыскать.
— Молчишь, туркмен? Хорошо. Тогда у нас будет другое условие.
— Ну, говори, посмотрим…
— Это условие такое, что не ты будешь смотреть, а мы.
— Ну говори, какое же?
— Это наше условие могут принимать только очень храбрые люди, — хан ехидно улыбнулся и погладил свои пышные усы. — Очень выносливые люди. Не думаю, что ты его сможешь выполнить.
— То, что вынесет другой человек, вынесет и туркмен, хан-ага. Говори же!
Хан немного подумал и сказал:
— Я выкалываю пленному один глаз. И если он не закричит при этом, через сорок дней я его отпускаю на родину. А если закричит, то остается у меня, туркмен, но уже без глаза.
Дангатар ответил не сразу. Слишком тяжело было согласиться на такую пытку добровольно. А вдруг закричишь? Но другого шанса попасть домой у него не было. Дангатар сказал:
— Это слово мужчины, хан?
— Персидские ханы слов на ветер не бросают. Так ты согласен, туркмен?
— Согласен.
Хан тут же кликнул трех здоровенных слуг, они схватили Дангатара под руки и повели в степь. Тут же с шумом стала собираться толпа любопытных.
— Ну, туркмен, не говори потом, что не понял чего-то. Один раз закричишь, и все твои муки будут напрасны.
Дангатар молча сжал зубы.
— Давайте!
Левый глаз как будто опалило огнем. Еле сдерживая крик, он напряг все свои слабые мышцы, но сильные руки не давали ему вырваться. Он так стиснул зубы, что они захрустели. Последней мыслью было, что глаза уже нет, а он не закричал. И после этого Дангатар потерял сознание.
Язсолтан все еще сучила свою нитку, когда мимо нее пулей пролетел Курбан, ворвался в кибитку и закричал:
— Каркара, дядя пришел, Дангатар-ага пришел!
Каркара не сразу поняла, о чем он кричит. При имени отца у нее закружилась голова. Все заходило вокруг— туйнук, стены кибитки и сам Курбан, принесший такую весть. Каркара взялась за решетку тярима, с трудом встала на ноги и сделала несколько шагов навстречу Курбану. Она не знала, как его отблагодарить, ей хотелось расцеловать юношу, но стыд оказался сильнее радости, и она так и осталась на месте, глядя на него счастливыми глазами. В это время в кибитку вошла удивленная Язсолтан.
— Что случилось? Что ты влетел как полоумный? Кто там пришел? Откуда?
— Дангатар! Дангатар вернулся! Я только что видел его у реки, там Каушут, Келхан, Ходжакули…
Язсолтан тут же выскочила на улицу и запричитала во весь голос:
— Овсана-а! Огулбостан-а! Выходите скорей! Дангатар! Дангатар-ага вернулся!
Хотя она успела назвать только два имени, из всех соседних кибиток высыпали женщины, бросились наперебой к Язсолтан, стали обнимать и поздравлять ее.
— Сто лет жизни!
— Поздравляем, Язсолтан!
— Каркара, поздравляем!
— Дай аллах счастья семье Дангатара!
Старейшины всех родов сообщили мужчинам, что все должны собраться после утреннего намаза у стен старой крепости. Сообщение это вызвало сильное беспокойство в аулах. И утром, хотя приглашена была только мужская часть населения, к назначенному месту пришли и женщины, и даже дети.
Площадка возле крепости стала напоминать базар в разгаре. Из дальних аулов приехали на лошадях, на ишаках; привязывая животных за что придется снаружи, люди шли в крепость.
Отдельной кучей собрались женщины с детьми. Женщины были в черных пуренджеках, надвинутых низко на лица, по их виду можно было предположить, что они пришли на поминки. Сначала никто толком ничего не знал, но постепенно распространился слух — и среди женщин, и среди мужчин, — что на туркмен напал Мя-демин. Послышался плач, причитания. Женщины заранее оплакивали своих братьев, мужей, сыновей. Глаза всех были устремлены на белую кибитку Ходжама Шукура, на людей, то и дело входивших и выходивших оттуда.