Книга Лазаря

Варавин Александр

Она молча опустилась рядом. Скосив глаза, увидел, что она протягивает мне запотевшую банку с пивом. Вторую, открытую, поставила на ступеньку перед собой.

Так же молча открыл пиво и отхлебнул.

– Зачем постоянно привозят удобрения? – негромко спросила Мари. – Здесь же Африка, все само растет.

– Почему-то не растет, – ответил я. – Матиас говорил, что состав почвы такой, что быстро истощается. Когда строили деревню, дома ставили вплотную к джунглям. Первый участок под маниоку сразу вырубили и подожгли. Подсечно-огневое земледелие.

Так, по-моему, называется. Сняли два урожая – и все. Надо новый участок вырубать и жечь. Благодаря миссии удобрения сюда привозят. В обычных деревнях они местным не по карману.

– Почему в джунглях постоянно все растет? – вяло поинтересовалась Мари.

– Там урожай не собирают. Растения с корнями сгнивают и удобряют почву для других.

Я неожиданно почувствовал слабое дуновение прохладного ветерка. Встал и всмотрелся в западную часть горизонта, где над кромкой леса была видна темно-синяя широкая полоса дождевых облаков.

– Ну наконец-то! – воскликнул я, не скрывая радости.

– Что там? – Мари тоже встала.

– Вон там, на западе, тучи, – показал я рукой. – Дожди идут!

Мари приложила ладонь козырьком ко лбу и посмотрела в сторону, куда я указывал. Темная полоса на глазах ширилась и двигалась к нам, по краям откидывая прочь отдельные бесформенные куски черно-синих кучевых облаков.

Из лазарета выскочил Жозеф и, довольно улыбаясь, побежал в нашу сторону. Видимо, успел. Я сошел с крыльца, собираясь пойти и проведать Хосе.

– Послушай… – услышал я голос Мари. – Я почитала про Лазаря…

– И что там?

– То же, что и Матиас сказал, – тихо произнесла Мари, обняв себя за плечи и смотря в землю. – Только я подумала… Когда Лазарь умер, душа должна была отлететь куда-то… Не знаю… Потом Христос его оживил, и получается, что душа вернулась? Или нет?

– Действительно… – пробормотал я, ухватившись за эту мысль. – Если…

– Думаю, что это всех нас касается, – сказала Мари и, прихватив пиво, зашла в здание.

Ну, конечно, никогда не упустит возможность нахамить. Словами или поступками. Но что интересно – мне даже при усердных размышлениях никогда не пришел бы в голову такой вопрос. Возможно, здесь существует какая-то связь.

– Мари! – запоздало крикнул я ей вслед.

– Чего еще? – откликнулась она.

– Сегодня вечером на шабаш идем. Не забудь!

– Не будет сегодня ничего, командир, – уверенно ответила Мари.

– Ты-то откуда знаешь? – услышав ее обычный противный тон, раздраженно спросил я.

– Бокора нет! – донесся ее голос из коридора. – Курицу ты будешь резать?!

Точно! Я как-то не подумал. Одним из ключевых моментов общения хунгана или мамбо с духами был ритуал принесения в жертву черной курицы, резать которую мог лишь бокор. Еще одна причина терпеть неандертальца.

Заглянув в палатку, увидел бледного Хосе, лежащего с капельницей, и сидящую рядом Нию, довольную и расслабленную стараниями Жозефа.

– Привет, Хосе, ты живой? – весело спросил я, пригнувшись

и протискиваясь в лазарет.

Хосе слабо пожал мне пальцы правой руки. Ния встала, уступая мне место, но не ушла, а осталась стоять рядом, озабоченно посматривая на капельницу.

– Хосе, дружище, ты, по-моему, залежался здесь, – нарочито бодро обратился я к укушенному. – Сегодня опять удобрения завезли. Мне что, одному с этой химией возиться? Давай, поднимайся.

Хосе слабо улыбнулся и прошептал:

– Мне этот питекантроп половину руки отрезал. Я думал, что вообще умру.

– Ерунда! – отмахнулся я. – Он тебе жизнь спас. У нас в России на юге такие змеи живут. У них необычная консистенция яда. Очень жидкий. Его невозможно отсосать или жгутом перетянуть. Моментально всасывается. Посмотри сам.

Я закатал штанину и продемонстрировал Хосе старый широкий шрам на левой икре, напоминающий кратер вулкана, который заработал в детстве, упав в открытый колодец теплотрассы и зацепившись ногой за крюк на стальной лестнице.

– Такая же змея, один в один, – продолжил я печальным голосом. – Вот только никого рядом не было – пришлось самому вырезать мясо с ядом тупым перочинным ножичком.

Я замолчал, словно погрузившись в болезненные воспоминания. Хосе, напротив, очевидно взбодрился.

– Вечером Хосе сможет вернуться в миссию, – напомнила о себе Ния. – Ему уже ничего не угрожает.

Я согласно кивнул и бросил на нее взгляд, который зацепился за золотой крестик на шее.

– Да… Ния, ты же католичка? – обратился я к ней. – Мне сегодня пришел в голову интересный вопрос. Что происходит с душой, когда человек умирает? Она уходит куда-то или остается рядом? И на сколько?

В полутьме палатки заметил, как Ния неловко подалась назад и глаза ее испуганно округлились.

– Мне нельзя, – тихим голосом произнесла она. – По договору с работодателем. Обсуждать с вами… эти вопросы.

– Какие вопросы? – искренне удивился я. – Все это написано в Библии или в этом вашем… Катехизисе. Разве это секрет?

Ния повернулась и, отодвинув брезентовую перегородку, прошмыгнула в свой отсек. Я непонимающе посмотрел на Хосе. Тот выглядел удивленным не меньше меня.

– Я сам католик, – сказал он. – Здесь нет никакого секрета. Душа после смерти немедленно отправляется на первый личный суд и оттуда сразу в ад или рай. До второго Страшного суда.

– У нас в православии, по-моему, не так, – я попытался вспомнить, что когда-либо слышал про это. – Душа сорок дней находится где-то возле тела и только потом уходит в отведенное место. Зачем тогда поминать на девятый и сороковой?

– На третий, седьмой и тридцатый, – поправил меня Хосе. – В эти дни душа доступна для молитв близких и священников. Если в раю, то приблизить к богу, если в чистилище или аду, то облегчить участь. Так католики говорят.

– Значит, по-вашему, душа уходит сразу? – мне эта мысль показалась важной, однако я пока не понимал, почему.