Книга о Человеке

Сэридзава Кодзиро

— С тех пор как мой старший сын поступил в Токийский университет, приработок, к счастью, увеличился, но все равно от поденной работы никуда не деться, — засмеялась она в ответ.

Мы с женой дали согласие, чтобы дважды в месяцу Митико была работа. В результате нам пришлось дважды в месяц встречаться с пастором А., и, видя, как верующие осаждают его, мы узнали много для нас неожиданного и были просто поражены.

Во время первого собрания, состоявшегося в нашем доме, пришло семь женщин, мы с женой никого из них не знали. Они по ошибке решили, что моя семья тоже принадлежит пастве пастора и что мы по своей инициативе организовали это собрание, поэтому выложили передо мной членские взносы и пожертвования.

Я был в растерянности, но все же записал на листке бумаги имена и полученные суммы. С семи человек в общей сложности набралось почти двести тысяч иен.

Вскоре появился пастор А. со своей стенографисткой Митико, в течение часа он читал скучнейшую проповедь, когда же настало время, отведенное для вопросов, никто ничего не спросил.

Тогда одна из пришедших женщин. К., поднялась и попросила жену принести чай. Жена торопливо раздала всем чашки, и, попивая чай, пастор завел с женщинами беседу. Это был самый обычный светский разговор, и Митико, которой не было нужды стенографировать, судя по виду, не находила места от скуки.

Поэтому я подсел к ней, показал собранные деньги и список пожертвований и спросил, кому все это отдать. У нее округлились глаза от удивления при виде такой крупной суммы, и она ответила, что, наверно, нужно отдать А. Я хотел отдать ему, но он сказал, что за финансы отвечает госпожа К. Я передал ей. После Митико спросила меня:

— К. заплатила вам за предоставленное помещение?

— Нет.

— Говорят, что буддийские бонзы на всем греют руки, — заметила Митико, — но то же можно сказать и о пасторе… Наверно, Богу прискорбно видеть такое.

На второе собрание в моем доме пришло тринадцать женщин, членские взносы и пожертвования превысили двести пятьдесят тысяч иен.

С каждым разом число участников увеличивалось и вскоре достигло двадцати пяти человек, уже не хватало стульев, пришлось раздавать подушки для сидения, и я решил, что впредь не буду пускать в дом больше двадцати человек.

Кажется, среди собравшихся было немало таких, кто пришел только потому, что это был мой дом… Через два года один из верующих построил в Ёцуе большое здание, отвел специально для А. второй этаж под церковь и передал ему в качестве пожертвования. На церемонии открытия этой церкви пастор А. попросил, чтобы я от имени его паствы выступил с речью.

Поскольку я не принадлежал к его пастве, я отказался.

— Значит, вы неверующий?.. И никогда не были христианином? — сделал он удивленное лицо.

В этот момент гений Жак внезапно захихикал, поэтому я, сам себе удивляясь, сказал:

— Я верю в Бога. Но Бога в этой церкви нет. Говорить речь по случаю строительства нового здания, все равно что громко пукнуть на приеме во дворце, я на такое не способен.

Жак одобрительно кивнул, но пастор А., видимо, сильно разозлился, и на лице его появилось презрительное выражение. В то время у пастора А. была репутация счастливчика, у которого получается все, что он задумал. Число верующих росло, богатство увеличивалось, и, как я слышал, его старший сын также, закончив семинарию, стал пастором.

Скорей всего он и меня причислял к своим ревностным приверженцам. А я был всего лишь потерпевшей стороной: у меня дважды в месяц на три часа оккупировали столовую… И терпел я это ради того лишь, чтобы обеспечить рабочее место бедной поденщице.

Как-то же, оставшись после собрания, Митико Нобэ рассказала любопытную историю:

— Уже не вспомню, сколько времени прошло тогда после окончания войны, то ли десять, то ли всего пару лет… Хоть и настал мир, Японию оккупировали вражеские войска, правда, голодному населению раздавали пайки «LARA», но времена были все еще тревожные, несчастливые… Ко мне приехал посланник из штаба христианской организации и сообщил: чтобы возобновить

свою довоенную деятельность в Японии, они пришлют средства и людей, а мы должны подготовиться. Я тогда сказала мужу: «Руководство этой христианской организации считало твоего отца своим „генералом“ в Японии или, так сказать, религиозным ополченцем, представлявшим семью Ю. И теперь, поскольку они направляют деньги и людей, чтобы возобновить свою деятельность, твоя семья должна действовать крайне осмотрительно. Тем более что ты — старший сын в семье Ю. и являешься наследником, на тебе лежит большая ответственность».

Дело в том, что мой муж и две его сестры, окончив учебу в Токио, сразу же уехали учиться в Лондон, где пользовались поддержкой руководства этой христианской организации, а в конце сорок первого года из-за начала войны между Японией и Великобританией все трое вернулись на родину… В Токио они жили в одном доме, но перед самым окончанием войны он сгорел во время бомбардировок, и они сильно нуждались. Я не сразу поняла, что молчаливость мужа объясняется тем, что он не вполне владеет японским языком…

Так вот, как только от руководства пришло известие о возобновлении деятельности, сестры мужа заявили, что собираются полностью посвятить себя духовной работе, и выехали из дома. Когда я спросила мужа, нет ли и для меня там посильной работы, он кивнул в ответ, поэтому я стала ждать, но не прошло и трех месяцев, как старшая сестра мужа пришла вместе с человеком из организации, чтобы сообщить, что дом, в котором мы живем, принадлежит этой организации и мы должны его вернуть…

Когда я и ее спросила, не найдется ли и для меня, как жены наследника семьи Ю., посильной работы в организации, она сказала: «У тебя же фамилия Нобэ, а не Ю., так что это невозможно…» В действительности, когда я выходила замуж, семья мужа заявила, что, поскольку младшая сестра мужа моя тезка, может возникнуть путаница, поэтому они бы предпочли, чтобы я официально сохранила девичью фамилию. А когда я стала настаивать, что, мол, по сути я все ж таки Митико Ю., сестра мужа отрезала: «Как бы там ни было „по сути“, для организации ты всегда останешься Митико Нобэ, человеком посторонним, поэтому дом будь добра вернуть…»

В тот момент я приняла твердое решение — Митико Нобэ станет работницей, крепко стоящей на ногах. Вспомнив о том, что ваша жена, став женой батрака, напротив, обрела счастье, я перестала обращать внимание на козни сестры мужа, решив — пусть делает что хочет. Я сказала ей, что как только она подыщет мне новое жилье, я сразу же освобожу это…

Сестра мужа вроде бы успокоилась, но я добавила:

— Как тебе известно, стоящее здесь пианино я после пожара приобрела с большими трудностями, оно не принадлежит ни организации, ни семье Ю. Поэтому у меня одна просьба — в новом жилище должна быть комната, куда можно поставить пианино, чтобы дети могли на нем упражняться!

И с этими словами ушла к себе в комнату…

Через две-три недели, воскресным утром, младшая сестра мужа пришла с высокопоставленным членом христианской организации и сообщила, что они нашли в районе станции Сибуя подходящий дом и чтобы я готовилась к переезду. Приехал грузовик с грузчиками. Мне было велено собрать только вещи, купленные мной лично. Муж ушел рано поутру, я же, приняв решение, что отныне стану простой поденщицей, подумала было, что мне ничего не нужно, но тотчас спохватилась, что понадобится все же готовить еду, и стала собирать с помощью детей кухонную утварь, предметы первой необходимости и детские вещи. Поскольку сестра мужа знала, что именно принадлежит организации, а что мне, я могла положиться на нее… Только увидев, как грузят пианино, я вздохнула с облегчением: «Значит, мой новый дом не слишком тесен!» Вскоре, взяв детей, грузовик направился к новому дому в Сибуе, дети радостно галдели…