Книга об отце (Ева и Фритьоф)

Нансен-Хейер Лив

«Дорогой Александр! Перед началом похода, в который отправляюсь завтра утром, пишу тебе только несколько слов, к сожалению, на большее нет времени, ибо в последнюю ночь мне надо немного поспать. Знаю, что просить тебя ни о чем не надо. И все-таки, ежели я не вернусь из этого похода, прошу тебя взять на себя заботу о Еве и постараться устроить так, чтобы она и Лив жили без особых забот.

Еве я посылаю несколько моих дневников (последние из них я, к со­жалению, не успел переписать, так что возьму их с собой), и, если пона­добится и если Ева согласится, так, мне кажется, можно будет кое-что заработать, издав то из них, что подойдет, может быть, дополнив отчетом о дальнейшей судьбе экспедиции. Как тебе известно, право на публикацию

отчета об этой экспедиции принадлежит мне, а если я умру, то оно не­пременно должно перейти к Еве по наследству. Замысел был мой и дело мое, так что будет справедливо, если это право унаследует именно она. Я думаю, что Мольтке My или Брёггер, или оба вместе охотно возьмутся издать избранное из моих дневников и отчеты. Я очень люблю обоих и надеюсь, что и они меня немножко любят, и хотел бы, чтобы именно они занялись этим делом. Знаю, что скверно взваливать на кого-то лишние заботы, и я никогда не стал бы просить для себя, но ради Евы я решаюсь на это! Я бы им написал, и другим тоже, если бы хоть немного сомневался в том, что вернусь, но я отправляюсь завтра в путь в твердой уверенности, что все будет благополучно, только нечеловеческие трудности могут этому помешать. Ну, а пока я пишу тебе вот это и еще письмо для Евы, долг заставляет сделать это на всякий случай.

Сердечный привет тебе и Эйли и спасибо за все, что ты сделал для Евы, и за все, что еще сделаешь для нее и для нашей девчушки.

Любящий тебя брат Фритьоф».

Прощались трижды.

В первый раз порвались два боковых крепления саней, при­шлось возвращаться, чтобы их починить. Во второй раз оказалось, что сани перегружены и собакам трудно их тащить. Снова верну­лись, чтобы разгрузиться.

14 марта друзья устроили в их честь прощальный салют, а не­которые немного проводили их.

Сначала путники продвигались по снежной равнине, без пре­пятствий, если не считать небольших торосов, которые они легко обходили на санях. За первую неделю они прошли значительный отрезок пути. Но уже 24 марта ровный путь кончился. Препят­ствий встречалось все больше и больше, а переходы с каждым днем становились все меньше. В тот вечер забили первую собаку. Так было задумано с самого начала — постепенно убивать собак, чтобы прокормить живых. Забой собак был одной из самых неприятных обязанностей во время перехода. Собаки долго отказывались есть мясо себе подобных, но после того как изрядно проголодались, начали есть.

По вечерам, когда разбивали лагерь, было холодно и промозгло. Нередко не хватало времени на то, чтобы разбить палатку, приго­товить обед, накормить собак и как следует устроиться на ночлег. Поэтому приходилось нещадно погонять собак, и Нансен не мог без сожаления смотреть на них. Но надо было идти вперед, ни на что не обращая внимания.

Благодаря великолепному аппарату для приготовления пищи им не приходилось страдать от «арктической жажды», которая за­мучила их во время Гренландского похода. Но зато были другие неприятности: заледеневшая одежда до крови натирала тело, а раны легко обмораживались. Все это вызывало жгучую боль и доставляло много хлопот. Вечерами, забравшись в спальные меш­ки, они не могли согреться, пока не оттаивала одежда. Но часто они настолько изматывались, что, забыв о поставленной вариться пище, моментально засыпали, несмотря на боль и холод.

Но чем дальше они продвигались к северу, тем труднее было идти по льду. На пути вставали огромные торосы, полыньи с об­рывистыми ледяными краями, ямы, замаскированные снежной пленкой, трещины и ловушки. Оба то и дело проваливались, про­мокали насквозь и утешались тем, что хоть руки и ноги пока целы. Хуже всего было то, что они мало успевали пройти за день, хотя выбивались из сил. Во время пути Нансен производил рас­четы, и вскоре для него стало очевидным, что до полюса им не дойти — из-за дрейфа льда, направление которого все время меня­лось под действием ветра и течений. Собаки тащились из по­следних сил, и Нансен начал замечать, что они сдают. Горько, конечно, было отказываться от мысли достигнуть полюса. Но в конце

концов это не главное. Лучше вернуться домой с тем, что уже сделано, чем рисковать жизнью ради рекорда.

«Вопрос сводится лишь к одному: не попытаться ли нам до­стигнуть 87° северной широты? Не знаю, долго ли еще мы продер­жимся, если путь не станет легче, чем теперь». Но легче он не стал. «Вечно перетаскиваешь на себе сани через торосы, тут и богатырь из сил выбьется».

8 апреля дошли они до 86°14'. Эта стоянка оказалась самой северной точкой их пути. Нансен прошел еще немного на север, чтобы разведать дорогу. Но дальше тянулись те же непроходи­мые льды.

«Тогда я решил остановиться и идти к мысу Флигели [86] ». Не­легко было принять это решение, может быть, самое важное в его жизни.

86

Мыс Флигели — северный мыс острова Рудольф, находящегося в северной части архипелага Земля Франца-Иосифа. 

По возвращении Нансена Бьёрнстьерне Бьёрнсон сказал: «Он сумел увидеть, где лежит предел человеческих возможностей».

Нансен и его спутник водрузили на льду норвежский флаг и отметили это событие праздничным ужином.

На другой день утром они повернули на юг. К своему удивле­нию, они обнаружили, что идти стало легче. Легче стало обходить торосы, и реже приходилось переносить на себе сани. Но вот на­чался северный дрейф и вернулись прежние мучения. Они шли и шли на юг, но почти не сдвигались с места.

С наступлением весны путь стал еще тяжелее. В мае задул юго-восточный ветер. Для «Фрама» это было хорошо, но для них плохо. У Нансена начались приступы застарелой болезни — прострелы. Собаки выбились из сил, и их приходилось забивать одну за дру­гой. Особенно тяжело было расставаться с Квик. Но она была самой крупной собакой, ее мяса хватило для восьми оставшихся на три дня.

Запасы провизии подходили к концу. Путники разделили ее на порции и уже не смели наедаться досыта. Из мяса собаки Стурревен приготовили себе что-то наподобие кровяной каши. Они уже подумывали, не забить ли теперь всех собак, чтобы пополнить за­пасы, но кто же поможет им тащить сани?

Сильно пострадало снаряжение. Им пришлось чинить сани и одежду закоченевшими пальцами и на пустой желудок, а это было не так-то легко. Но, к счастью, температура начала подниматься. И когда Нансен латал брюки при минус 28°, ему казалось, что уже совсем тепло.

День за днем с трудом продвигались они вперед. Нередко в свирепую метель, в густом тумане, обходя торосы, они в конце концов возвращались на старое место. Все время они высматри­вали на горизонте землю, но со всех сторон их окружали только плавучие льды.

«Если бы можно было взглянуть на лед с высоты птичьего по­лета, то полыньи показались бы сетью с ячейками разной вели­чины. Горе тому, кто в них запутается!»

Надеяться вернуться на родину до наступления зимы не прихо­дилось. Но за лето нужно было успеть хотя бы добраться до от­крытой воды и найти остров, тогда можно будет благополучно перезимовать. Жизнь тогда у них будет царская, не то что на льду, когда не знаешь, где ты находишься и куда тебя занесет. Но хуже всего было то, что из-за подлого дрейфа они за целый месяц не продвинулись ни на шаг.

Она не знает, где он теперь, и хорошо, что не знает! Перед отъ­ездом он обещал ей, что не будет рисковать понапрасну. А сдер­жал ли он слово?

Проверив все свои запасы, они обнаружили, что с патронами дело обстоит не так уж плохо. Крупный зверь им не попадался, но птиц они всегда могли подстрелить: то и дело у них над голо­вами пролетали большие стаи.

В один прекрасный день им удалось добыть тюленя. Теперь у них был запас мяса и горючего на целый месяц.

«Никогда еще, наверное, не бывало среди этих льдов таких счастливых людей, как мы двое,— мы все утро провалялись в спальных мешках, лопали тюленину, запивая ее мясным бульо­ном, пока не наелись до отвала».