Книга Природной Веры
Шрифт:
Греческое общество и его вера были построены на идее, что человек имеет свободу воли. С другой же стороны, понималось, что есть рок, который управляет и людьми и самими богами. Это не разрешимое для механического сознания противоречие, разрешается тем, что человек как раз и должен иметь свободу воли, дабы осуществить все то, что ему выпадает по року.
Потому и не требовалось древнему греку священных книг, поскольку бытие мира обусловлено, а стало быть, уже где-то записано. В мире хранится священное знание, но оно не принадлежит и не может принадлежать людям. Его можно лишь получить в пророчествах, как это происходило в Дельфах.
По греческой вере, тот, кто пытается препятствовать року, никогда
Если у нас остались представления о греческой поэзии и музыке, то почти не осталось никаких знаний о пляске. Это важный элемент древнегреческой культуры, о котором мы не имеем представления и традиционно никак не увязываем его с античностью. Между тем, Платон считал, что надо не только чтобы наша молодежь плясала хорошо — надо чтобы она плясала хорошее! Все крупные праздники сопровождались хороводами дев.
Вот эти две строчки нам только и известны. Все остальное приходится реконструировать на основе краснофигурных ваз и собственного мистического опыта. Судя по словам Платона, пляска была менее устойчивым явлением, чем, например, язык. Она определяла, (как и в наше время), уровень нравов. Пляски носили смысловой, и, значит, религиозный характер. Стало быть, она была элементом культа, мистерий. Стало быть, в плясках греки уподоблялись своим демонам и духам, стало быть, входили в контакт с ними и передавали им или через них богам свое пожелание. Стало быть, пляска была элементом прикладной магии. Стало быть, у охотников, рыболовов, пахарей, ремесленников, воинов пляски были свои.
Конечно пение, музыка и пляска были связаны друг с другом. Отдаленное, но не ошибочное представление о ритуальной греческой пляске можно получить из той общей сцены, которая называется «Вакханалия». Через столетия, ее оценивали как бесовское деяние. Но через полторы тысячи лет ее уже воспевали художники Возрождения, подменяя на полотнах участников вакханалии сатирами и нимфами, пляшущими в честь Диониса.
В своей сущности пляска свидетельствует, что греческая религия была жизнерадостной. В этой религии не было активных черных божеств, не было подобия Дьявола. Понималось, что боги творят добро, а там, куда не доходит добро богов, там оказывается зло. К добродетели человека делает способным разум. И боги постигаются разумом в истине и красоте.
4. Так, логика была даром бога Гермеса, и Гермесу поклонялись философы и ученые. На закате античности, логика в сознаниях жрецов настолько возобладала, что обрела корыстное лицо и отвергла все остальные богатства, даваемые богами через разум. Мы поговорим об этом ниже. Греки лучших времен античности понимали, что красота, эстетическое видение мира ни при каких условиях не могут быть отвергнуты или обменены на логические, прагматические ценности. Бог объявляется в красоте! — вот главная заповедь античности.
Главным узлом античного религиозного чувства и силы была скульптура. Творения гениальных мастеров получали всеобщее признание. Статуи богов признавались священными настолько, насколько они были совершенно одухотворены мастером. В то же время, считалось, что святость изваяния не выходит из рук мастера, а нисходит на статую по желанию божества через некоторое время, и эту снизошедшую святость народ начинал чувствовать и говорить о ней. Мраморные изваяния были хранителями религиозного чувства.
Само чувство
Чувства половой любви так же понималось священным, данным богами чувством. Это освящало все любовные и эротические отношения. Понимая святость половых отношений, греки не вульгаризировали все то, что их касается. В вопросах любви греки хорошо понимали, что такое стыд. Античный стыд не был ханжеским, но оказывался элементом, необходимым для понимания красоты.
Когда христиане уничтожали бесценные античные статуи, они уничтожили этим основу античной веры. Так же поступали и скифы в ненавистной им Ольвии. Разоряя много раз этот город, они однажды поняли, что уничтожить его возможно, только разбив все скульптурные изваяния. Это было сделано, после чего Ольвия не возродилась.
Так поступали и многие другие варвары в последние века античной истории. Мы, современные люди, удивляемся их дикости, но им было понятно то, что не понятно нам: они сокрушали дух своих противников. В другой ситуации многие крушители преклонились бы перед тем, что им приходилось уничтожать. Но они знали, что, не сокрушив статуи в чужом городе, они сами со временем пропитаются их духом. Изменят духам своих предков, потеряют поддержку своих богов. Древние варвары сокрушали античную красоту не по злобе и ненависти, а более из страха перед ее силой.
Обожествление красоты и преклонение перед ней наиболее ярко проявилось в античной греческой вере. Но сама идея почитания красоты является более древней и более широкой. Она принадлежит всем народам индоевропейской цивилизации, и вообще всему человечеству. При всей очевидности этого, мы часто пренебрегаем Красотой, и тем пренебрегаем своими предками и их духовным наследием.
Рассуждения жрецов
1. Христиане, уничтожив красоту античности, подорвали основу ее веры. Это известная причина гибели античного язычества. Античная вера творилась пророками, которые держали резцы и мрамор, а не палочки и папирус. Книги оказались в этом смысле более восстановимыми и более легко понимаемыми. Но нас интересуют не внешние причины гибели. Они только следствие. Нас интересуют причины: почему красота перестала почитаться на закате античной эпохи без всякого христианства?
Ответ в том, что античный разум, со развитием экономики, предал Красоту и обратился к прагматическим ценностям. В результате мысль носителей веры утратила свое тепло, стала бедной, и холодной как блеск оцарапанного свинца. Нам нужно почувствовать этот блеск, для того, чтобы познать, и не приходить к нему, ибо он смертелен для веры. Без душевного чувства вера невозможна.
До нас дошли некоторые поздние фрагменты — рассуждения жрецов и мыслителей поздней античности. Хотя эти фрагменты и отражают многообразие направления античной мысли, они все же роднятся в единстве цели: античный мыслитель искренне хотел постичь веру и богов уже холодным разумом. Там, где останавливался такой разум, останавливалась и его вера. Мысль о том, что божественное занимает как раз ту часть разума, которая не умещается в логику, была чужда поздней античности и прорывалась лишь в мистериях. Получалось так, что жрецы пытались уместить всех своих богов в одном Гермесе — Трисмегисте, чего было сделать невозможно, ибо часть меньше целого. Так, утратив полноту восприятия мира, жрецы утратили и полноту своей логики, и свою силу. Их логика более не охватывает веру, и ограничивается лишь сферой формальных суждений, ищущих ответ между «да» или "нет".