Книги крови V—VI: Дети Вавилона
Шрифт:
Очень далеко в голове Баллард услышал шум вертолетов, но не дал им подняться в воздух. Сегодня он был сильным: сильные руки, сильная голова, сильное тело. Когда он приблизил ногти к глазам Саклинга, легко брызнула кровь. Внезапно ему показалось, что из-под кожи он видит лицо — лицо, оголенное до сути.
— Сэр?
Баллард посмотрел через плечо. В дверях стояла секретарша.
— О, простите, — пролепетала она, ретируясь в смущении.
Судя по ее вспыхнувшим щекам, она решила, что нарушила любовное свидание.
— Постойте! — окликнул ее Саклинг. — Мистер Баллард… уже уходит.
Баллард оставил свою жертву.
— Еще увидимся, — сказал он.
Саклинг вынул из кармана носовой платок и вытирал лицо:
— Обязательно.
Теперь им займутся, в этом можно не сомневаться. Он проявил норов, и они постараются заставить его замолчать как можно скорее. Это не беспокоило его. Чем бы они ни прочищали ему мозги, они переоценивают свои методы; они думают, что он глубоко хоронит сны, но сны все равно выберутся на поверхность. Это еще не началось, но он знал — вот-вот начнется. Не раз и не два по дороге домой он чувствовал спиной чей-то взгляд. Может быть, за ним все еще следили, но инстинкты говорили другое. То, что он ощущал рядом с собой — почти дыхание — было, возможно, другой частью его самого. Ему казалось, что он под защитой некоего доброго ангела.
Он бы не удивился, застав дома незваных гостей, но там никого не было. То ли Саклинг еще не поднял тревогу, то ли верхние эшелоны пока не выбрали тактику. Он положил в карман кое-что из того, что хотел бы скрыть от оценивающих взглядов, и снова вышел на улицу. Никто не пытался его задержать.
Хорошо быть живым, думал Баллард, несмотря на холод, делавший пустынные улицы еще более мрачными. Он решил — без всякой причины — отправиться в зоопарк, где не был ни разу за все двадцать лет жизни в этом городе. Он шел не торопясь и думал, что никогда еще не был так свободен, как сейчас; что он сбросил власть над собой, как старое пальто. Не удивительно, что они его опасаются; на то есть веские причины.
На Кантштрассе было полно народу, но он легко прокладывал путь сквозь толпу: люди словно чувствовали его необыкновенную целеустремленность и давали ему зеленую улицу. Однако уже у самого зоопарка кто-то толкнул его. Он обернулся, чтобы высказаться в адрес этого парня, но увидел лишь затылок, владелец которого уже погружался в людской поток на Харденбергштрассе. Заподозрив вора, Баллард проверил карманы и в одном из них нашел клочок бумаги. Он знал, что лучше сразу прочитать записку, но все же еще раз оглянулся, пытаясь узнать курьера. Однако тот уже скрылся из виду.
Баллард отложил посещение зоопарка и направился в Тиргартен, и там, под сенью деревьев большого парка, выбрал место и прочитал послание. Послание было от Мироненко. Русский просил о встрече по вопросу неотложной важности, в одном из домов в Мариенфельде. Баллард запомнил все в точности, а потом порвал записку в клочья.
Конечно, это могла быть ловушка, устроенная либо его собственной службой, либо вражеской. Или тест на преданность. Или попытка заманить его в такую ситуацию, в которой его можно было устранить. Впрочем, у него не было другого выхода, кроме как надеяться на то, что темной лошадкой окажется все же Мироненко. Какие бы опасности ни таило предстоящее рандеву, для Балларда это не ново. В конце концов, учитывая его скепсис относительно эффективности зрения, не каждый ли раз он встречается с очередной темной лошадкой?
Ближе к вечеру атмосферная
Баллард быстро шел по пустынным улицам. Он совершенно не знал этого района, но близость Берлинской стены наводила на мрачные догадки о том, что ничего хорошего здесь нет. Многие дома пустовали; в тех же, где кто-то жил, окна были наглухо задраены от холода ночи и прожекторов, бьющих со смотровых вышек. Лишь с помощью карты он нашел улицу, указанную в записке Мироненко.
Ни одно окно в доме не светилось. Баллард колотил в дверь, но не слышал шагов в прихожей. Он предусмотрел несколько возможных ситуаций, но не такую, чтобы ему не открыли дверь. Он постучал еще раз и еще.
Только тогда внутри дома послышалось какое-то движение и дверь наконец отворилась. Прихожая серо-коричневого цвета освещалась тусклой лампочкой без абажура Фигура, возникшая на фоне этого унылого интерьера, не походила на Мироненко.
— Ну, — произнес человек, — что вам нужно?
Его немецкий был с сильным русским акцентом.
— Я разыскиваю своего друга, — ответил Баллард.
Человек, заслонивший своим телом весь дверной проем, отрицательно замотал головой.
— Здесь никого нет, — сказал он. — Только я.
— Но мне сказали…
— Вы, должно быть, ошиблись домом.
Не успел он договорить, как из полутьмы коридора донесся шум Слышно было, как ломается мебель и кто-то закричал.
Русский посмотрел через плечо и собирался уже захлопнуть дверь, но Баллард подставил ногу. Пользуясь замешательством русского, он навалился плечом на дверь и ворвался в дом. Баллард уже был в коридоре — уже в середине коридора, — когда человек двинулся за ним. Шум погрома усилился, потом раздались чьи-то вопли. Баллард побежал на звук — мимо одинокой лампочки, в дальнее темное крыло здания. Там он чуть не заблудился, но внезапно перед ним распахнулась дверь.
Пол в комнате за дверью оказался ярко-красным и блестящим, как свежевыкрашенный. Тут же появился и красильщик. Его торс был распорот от шеи до пояса. Он пытался сдержать кровотечение руками, но кровь била струей, вымывая кишки. Он встретился взглядом с Баллардом. Глаза жертвы уже ждали смерти, но тело еще не получило сигнала лечь и умереть: оно металось, стараясь убежать от экзекуции.
От этого зрелища Баллард застыл на месте, и русский догнал его, схватил за руку и вытолкнул в коридор, что-то выкрикивая в лицо. Баллард не понимал бурного потока незнакомых фраз, но руки, сомкнувшиеся на его горле, не требовали перевода. Русский был в полтора раза тяжелее и имел хватку профессионального душителя, однако Баллард чувствовал свое превосходство. Он разжал руки нападавшего и ударил его по лицу. Удар был не очень сильным, но русский упал спиной на лестницу и затих.
Баллард вновь оглянулся на красную комнату. Умирающий исчез, оставив комки внутренностей на пороге.
Из глубины комнаты послышался смех.
Баллард повернулся к русскому.
— Ради бога, что здесь происходит? — спросил он, но тот лишь неотрывно смотрел на открытую дверь.
Едва Баллард задал вопрос, как смех прекратился. По залитой кровью стене прошла тень, и кто-то произнес:
— Баллард?
Голос был грубым, словно говорящий долго кричал, но принадлежал он, несомненно, Мироненко.