Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Баркер Клайв

Он опять умолк. Любая тень улыбки, даже печальной, исчезла.

— В комитете есть такие отделы, о которых даже я ничего не знаю. Специальные клиники, куда не может проникнуть никто. Они умеют раскрошить человеческую душу на куски.

Баллард, как прагматик, подумал о том, что русский несколько перехватил с высокими материями. Он сомневался, что попавшего в лапы КГБ будет занимать вопрос о душе. Лучше беспокоиться о теле с его нервными окончаниями.

Они говорили час или больше, беседа переходила от политики

к личным воспоминаниям, от болтовни к признаниям. К концу встречи у Балларда не оставалось сомнений в том, что неприязнь Мироненко к коммунистам — не фальшивка Русский, по его собственным словам, стал человеком без веры.

На следующий день Баллард встретился с Криппсом в ресторане отеля «Швайзерхофф» и сделал устный отчет по делу Мироненко.

— Он готов и ждет. Но он настаивает, чтобы мы поторопились с решением.

— Ну конечно, он на этом настаивает, — ответил Криппс.

Сегодня его стеклянный глаз доставлял ему неудобства; наверное, холодный воздух сделал его малоподвижным, думал Криппс. Иногда глаз двигался медленнее, чем настоящий, а иногда даже приходилось слегка подталкивать его пальцем, чтобы привести в движение.

— Решение нельзя принимать с ходу, — сказал Криппс.

— А в чем проблема? У меня нет никаких сомнений относительно его намерений или его отчаяния.

— Хорошо, — отозвался Криппс, — а есть что-нибудь на десерт?

— Вы сомневаетесь в моих выводах? Я правильно понял?

— Давай что-нибудь сладкое, чтобы я не думал о нем как о полном негодяе.

— Вы считаете, я в нем ошибся? — завелся Баллард. Ответа не последовало, и он перегнулся через стол: — Так следует вас понимать?

— Я просто призываю к осторожности, — сказал Криппс. — Если мы все же решимся взять его к себе, русские очень обидятся. Мы должны быть уверены, что дело стоит той бури, которую оно вызовет. Слишком все неустойчиво.

— А когда оно бывает устойчиво? — спросил Баллард. — Назовите мне время, когда перед нами не маячил какой-нибудь кризис.

Он откинулся в кресле и попытался по лицу угадать мысли Криппса. Стеклянный глаз блестел сильнее, чем настоящий.

— Я сыт по горло этими играми, — пробурчал Баллард.

Стеклянный глаз повернулся.

— Из-за русского?

— Может быть.

— Поверь мне, — проговорил Криппс, — у меня есть веские основания быть осторожным с этим человеком.

— Назовите хоть одно.

— Это неподтвержденные сведения.

— Что же у вас есть на него? — наседал Баллард.

— Кое-какие слухи, — ответил Криппс.

— Почему меня не поставили в известность?

Криппс покачал головой.

— Теперь это чисто теоретический вопрос, — сказал он. — Ты сделал хороший отчет. Ты должен понять: если все происходит не так, как ты считаешь правильным, это вовсе не значит, что ты ошибаешься.

— Понимаю.

— Нет, не понимаешь, — возразил

Криппс. — Тебя это мучает, и я вовсе не порицаю тебя за это.

— Так что же происходит? Может, мне вообще лучше забыть, что я с ним встречался?

— Было бы неплохо, — сказал Криппс. — С глаз долой — из сердца вон.

Впрочем, Криппс вовсе не надеялся, что Баллард последует его совету. На следующей неделе Баллард сделал несколько осторожных запросов по Мироненко и в итоге понял, что его обычные осведомители получили наказ держать язык за зубами.

Так или иначе, новые сведения по делу русского Баллард нашел в утренних газетах — сообщение о теле, найденном в доме возле станции на Кайзердамм. Читая статью, он еще не знал, как увязать это происшествие с Мироненко, но его заинтересовали некоторые подробности. Он подозревал, что упомянутый дом время от времени использовался секретными службами. Далее в статье говорилось, что две неустановленные личности едва не были задержаны, когда выносили труп. Предполагали, что это запланированное убийство.

После полудня он направился к Криппсу, надеясь получить какое-то объяснение. Но секретарша сказала, что Криппса сейчас нет и не будет — он уехал в Мюнхен по срочному делу. Баллард оставил записку с просьбой об аудиенции.

Выйдя из офиса на холодную улицу, он заметил, что стал объектом пристального внимания узколицего мужчины с залысинами и смешным хохолком на лбу. Баллард знал, что это человек Криппса, но не мог выудить из памяти имя.

— Саклинг, — напомнил тот.

— Ну конечно, — ответил Баллард. — Привет.

— Нам стоит поговорить, если у вас есть пара минут, — сказал Саклинг.

Его голос был таким же тонким, как и лицо. Балларду совершенно не хотелось слушать его сплетни. Он уже открыл рот, чтобы отказаться, но Саклинг спросил;

— Я думаю, ты слышал, что случилось с Криппсом?

Баллард отрицательно покачал головой.

Саклинг, как; удовлетворенный обладатель ценных сведений, повторил:

— Нам нужно поговорить.

Они пошли по Кантштрассе в сторону зоопарка. На улице было полно людей — обеденное время, — но Баллард почти не замечал их. То, что рассказывал ему Саклинг, требовало полного и абсолютного внимания.

Все было очень просто. Криппс, по-видимому, сам подготовил встречу с Мироненко, чтобы лично убедиться в его искренности. Дом в Шенеберге, выбранный для этого, уже использовался в подобных целях и считался одним из надежнейших явочных мест. Но прошлым вечером обнаружилось, что это не так. Очевидно, люди из КГБ следили за Мироненко до самого дома, а затем попытались сорвать встречу. Свидетелей того, что произошло дальше, не осталось: оба человека из сопровождения Криппса (один из них, Оделл, был старым сослуживцем Балларда) убиты, сам Криппс в коме.