Книгоиздатель Николай Новиков
Шрифт:
Беды Университетской типографии не были чем-то из ряда вон выходящим. Государственная монополия в русском книгоиздательском деле давно уже стала серьезным тормозом для его дальнейшего развития. Феодально-чиновничий принцип организации и финансирования казенных типографий неминуемо вел к их полному краху. Так, с 1767 по 1773 г. «оставалась без употребления» типография при Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, оборудование которой пришло в крайнюю ветхость. Не многим лучше обстояло дело и в других «присутственных местах», по роду деятельности имевших собственные типографии.
Требования жизни вынудили правительство пойти на уступки частному капиталу в сфере, которую оно по идеологическим соображениям столь долго стремилось не выпускать из своих рук. Промежуточной формой между казенными и вольными стали типографии, сдававшиеся в аренду на обусловленный договором срок частным предпринимателям. Первой была отдана «в содержание» книготорговцу Иоганну Карлу Шнору типография Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Около 12 лет, с 1773 по 1784 г.
63
Новиков Н. И. Избр. соч., с. 635.
Серьезным доводом в пользу перемены места жительства были для Новикова не лишенные основания надежды на поддержку во всех его просветительных и филантропических начинаниях со стороны влиятельных московских сановников. Древняя столица с петровских времен превратилась в оплот дворянской фронды. Сюда удалялись на покой опальные временщики, здесь нашло для себя благодатную почву масонство. Екатерина II не любила шумный «азиатский» город и редко бывала в Москве; наместникам же императрицы волей-неволей приходилось приноравливаться к причудам местных вельмож, смотреть сквозь пальцы на их затеи.
Для того чтобы трезво оценить выгоды, ожидаемые от нового предприятия, Новиков в начале 1778 г. посвятил несколько недель знакомству с Университетской типографией. Результаты осмотра подтвердили его самые худшие подозрения, однако издатель не спасовал перед трудностями. Завершив в Петербурге все необходимые формальности, он навсегда переселился на родину и 5 июля подписал с Университетом контракт на 10-летний срок (с 1 мая 1779 г. по 1 мая 1789 г.), согласно которому обязался «в сие время привести типографию в наилучшее состояние как в рассуждении производства работ, так и чистоты печатания, и во все те десять лет содержать оную своим иждивением, делать вновь потребные вещи, переливать ветхие литеры, словом, производить все работы» [64] .
64
Книга. Исследования и материалы, 1974, вып. 28, с. 152–156.
В распоряжение арендатора временно переходило все оборудование типографии и словолитной мастерской. Для их размещения Университет выделил шесть комнат и складские помещения в нижнем этаже каменного дома у Воскресенских ворот. Прием материалов по описи у инспектора И. П. Перелывкина «весом, счетом и мерою» растянулся на несколько месяцев.
В октябре 1779 г. X. Ридигер передал Новикову университетскую книжную лавку и две торговые палатки на Красной площади, после чего производство и сбыт книг, издававшихся Московским университетом, сосредоточились в руках одного хозяина.
Помимо всевозможного движимого и недвижимого имущества Новиков принял под свое управление всех рабочих и служащих Университетской типографии. Отныне их судьбой безраздельно распоряжался арендатор, хотя ему и предписывалось «содержать работных людей порядочно, в исправности и не в отягощении, производя всем им ныне получаемое жалованье или по добровольному согласию переменя оное для лучшего поощрения в заработные деньги». Введение сдельщины вместо твердого оклада, как правило, способствовало укреплению дисциплины лучше любых посулов и угроз, и Новиков старался материально заинтересовать мастеровых в результатах их труда.
Одна из самых выгодных для содержателя типографии статей контракта предоставляла ему монопольное право на издание и распространение «Московских ведомостей», а также на взымание платы за публикуемые в них «партикулярные» (т. е. частные) объявления. Со своей стороны, Новиков обязался «стараться, чтоб оные ведомости» печатались «лучше и чище и были бы более интересны для публики». Выполнение этого условия в конечном итоге отвечало его же собственным интересам.
Расчеты с арендатором за печатание книг «для классов», т. е. заказных университетских изданий, производились по твердой таксе, установленной еще в 1772 г.
65
Печатание книг в Академической типографии обходилось частным лицам в 2–3 раза дороже, чем собственные издания Академии (ЛО ААН, ф. 3, оп. 1, д. 328, л. 24, 243). Сведений о ценах на типографские работы в новиковских типографиях не сохранилось. Из показаний Новикова явствует только, что за «печатание посторонних книг» он «тотчас получал всю сумму с великою выгодою» (Новиков Н. И. Избр. соч., с. 596).
Ежегодная арендная плата первоначально составляла незначительную сумму — 4500 руб., выплачивающуюся Университету в два срока. Тем не менее университетское начальство было радо и такому скромному доходу.
Подписав контракт, Новиков получал на 10 лет «протекцию и защищение» Университета, пользовавшегося как полуавтономное учреждение некоторыми особыми (в области судебной, цензурной и хозяйственной) правами и привилегиями. Это, конечно, не избавляло его от цензурных ограничений, обязательных для всех русских типографий. «Книги, кои будут печататься первым тиснением и нигде прежде в России напечатаны не были, — клятвенно обещал он властям, — без подписки ценсоров мне не печатать, и ту ценсуру припечатывать у каждой книги. Ежели ж во время содержания моего окажутся в Университетской типографии напечатанными какие недозволительные книги и без подписки ценсорской, за То ответствовать мне по законам». И все-таки у Новикова имелись все основания рассчитывать на то, что московские цензоры, кормящиеся от его щедрот, окажутся снисходительнее своих петербургских коллег. Как показало время, он не ошибся. Кроме того, определенный простор для независимой издательской политики оставляло условие, согласно которому книги, выходящие в свет «вторым и другим тиснением», разрешалось печатать «вольно и без цензуры». Это давало издателю возможность отобрать в русском книжном репертуаре, уже довольно обширном к тому времени, близкие ему по духу сочинения и широко распространить их среди читающей публики.
На опыте своих первых издательских предприятий Новиков убедился в том, что осуществление столь грандиозных просветительных замыслов явно не по плечу одному человеку. И не случайно в его договоре с Университетом специально было оговорено право арендатора приглашать «к себе в сотоварищи и прикащики» кого он захочет. Судя по письму Новикова к Я. И. Булгакову от 21 апреля 1779 г., он принял в долю трех своих приятелей [66] . Их имена до сих пор остаются неизвестными. Однако, учитывая активную поддержку, которую оказал на первых порах Новикову один из влиятельнейших масонских начальников И. П. Елагин, дело здесь, конечно, не обошлось без участия братьев-каменщиков.
66
Русский архив, 1864, № 7/8, стб. 738.
Протекция петербургских и московских масонов, оказанная Новикову, ни в коей мере не ущемляла казенных интересов, как впоследствии утверждали его враги. Условия соглашения были взаимовыгодны обеим сторонам. Более того, договор с Новиковым практически стал «типовым», повторяясь почти слово в слово при заключении контрактов с новыми арендаторами Университетской типографии.
Приняв на себя нелегкие обязанности университетского «типографщика», Новиков не считался ни с какими затратами. Около 20 тыс. руб., вырученных от продажи отцовского имения в Мещовском уезде, ушли на замену устаревшего типографского оборудования, выписку из-за границы новых шрифтов, покупку бумаги, краски, столярного и слесарного инструмента. Эти жертвы не были напрасными. Уже к концу 1780-х гг. Университетская типография, по свидетельству современников, ни в чем не уступала лучшим полиграфическим предприятиям Европы [67] .
67
Судя по описи, составленной 12 июня 1789 г. при передаче Новиковым Университетской типографии ее новому арендатору А. А. Светушкину, здесь было 10 печатных станов «со всею слесарною и столярною принадлежностию», 1 фигурный стан, 17 видов русских шрифтов, 14 — латинских, 7 — немецких, 4 — греческих и 1 — китайский, русские, немецкие и латинские «титулярные (т. е. заглавные) литеры», а также большой запас всевозможных виньеток, математических и нотных знаков (Отдел письменных источников Государственного Исторического музея СССР, ф. 1, оп. 1, д. 145, лл. 7-20).