Княгинины ловы
Шрифт:
– Уж не знаю, про что ты, князь, говоришь. И в мыслях у нас такого коварства не было, - оправдывалась ведунья, но по ее передернувшемуся лицу Димитрий понял, что попал в самую точку.
– Зачем Улита тебя ко мне послала?
– Печалится она по тебе, князь, уж так печалится!
Димитрий хмыкнул.
– Правда то, князь! Не виновна она, это Найден все, проклятый, створил! Он один виноват! А княгинюшка и не знала, что он подружью твою извести решил. Да она бы никогда такую пакость не сделала! Вои сказывают, что он пред тобой похвалялся, будто княгиня наша
– Конечно, скажет. Порода-то у вас одна, одним миром мазаны, - зло прищурился Чернореченский князь.
– А дитя твое, кровное! Да, княгинюшка наша понимает, что после злодейств Найденки ты ее уж в дом свой не введешь, но ежели затоскуешь по ней или по сыночку своему, так только знак дай, она сразу к твоему бережку приплывет. Уж так тоскует, горлица, так тоскует!
Старуха замолчала, вопросительно глядя на Димитрия:
– Так что передать княгинюшке моей?
– Передай, что отца дитяти ее мы в Михайловом скиту схоронили на Залесской стороне, и ежели она проведать могилку захочет, так тесть мой ей преград чинить не станет, - Димитрий подошел к бабке угрожающе близко. А еще передай ей, что, если она свои ручонки бесстыжие к моему братцу Всеволоду тянуть будет, не пощажу. Сожгу Бежск - и пепла не останется. Поняла ли?
– Поняла, - совсем испугалась ведунья.
– Возмужал ты, князь, и не узнать тебя, - добавила она с уважением.
– Выведите ее из града, а коли еще здесь появиться - убейте, - приказал он гридням.
Бабку увели, Димитрий устало отер лоб. Наверху в окне светлицы мелькнул знакомый повойник. «Елена видела все!
– досадливо прошептал князь.
– Пойду, узнаю, что она там себе уже додумала».
Князь вошел в горницу:
– Где княгиня молодая?
– спросил он у матери.
– Побежала наверх светлицу посмотреть, а я здесь осталась: тяжко мне высоко взбираться. Где ж бродишь? Откушать уж пора, стынет все.
– Да садимся уж, сейчас за Еленой схожу.
И Димитрий побежал наверх. Худшие его опасения подтвердились. Елена плакала у окна.
– Это что за дождь в ясный день?
– как можно бодрее произнес он.
– Зачем ты с ней разговаривать стал, зачем сразу в Бежск не спровадил? Озирался на меня, думал, что не замечу!
– Расстраивать тебя не хотел, вот и озирался. Да разве ж от тебя, лисицы, что скроешь?
– Весточку, небось, предала баба эта беспутная? Все на воеводу своего валит. Не знала, мол , не ведала. Он злодей. Так?
Димитрий изумленно поднял бровь:
– Ты откуда знаешь, уж не ведунья ли?
– Да что тут знать? И ведуньей быть не надо, - отерла с лица слезы Елена.
– Что она тебе еще передать-то может? Не скажет же она: «Извини, княженье твое заполучить хотела да с полюбовником на столе твоем сидеть».
Князь с княгиней встретились глазами.
– Конечно, она опытная, ни одного в постельке своей погрела, - Елена уже знакомо вздернула нос и печально
– Знает эта змеюка, как мужа-то приласкать. Куда уж мне, малолетней?
– Прогнал я ведьму. Не нужна мне другая и ласки ее, да и ласкать-то она не умеет. Лживо у неё выходит.
Елена обиженно продолжала смотреть в окно.
– А позвал я старуху предупредить, чтобы Всеволоду голову не дурили да отстали от него.
– Чай, у Всеволода на то свои бояре-советчики есть, пусть о нем и пекутся.
– Это у тебя родни полно, а у меня ближе него по крови никого нет.
Повисла тишина. Князь печально посмотрел на подружью.
– Поцелуй меня, как давеча, - устало попросил он. Елена бросилась к мужу на шею и стала засыпать его поцелуями.
– А говоришь «куда мне», да лучше и не надобно! Ох, забыл совсем, это ж надо, - и Димитрий начал рыться в поясном калите [2].
– Вот нашел!
И он надел на палец жене знакомое алое колечко.
– Откуда оно у тебя?
– ахнула Елена.
– Я ж его Забавке в приданое оставила.
– Гордей в тот же день отдал, сказал, мол, княгиня в гневе кольцо швырнула, потом жалеть об нем станет. Горевала о подарочке моем?
– Горевала, - призналась жена.
– Да только как же теперь? Выходит, я девку без приданого спровадила?
– Отошлю я что надо, Гордей в накладе не останется. А ты уж мужниными подарками впредь не швыряйся.
– Не буду, - засияла Елена, поворачивая руку так, чтобы яхонт отражал лучи закатного солнышка.
Зима пришла метелью и свирепыми морозами. На Юрьев день снега было уже по колено. Вьюга забавлялась, перекатывая по двору мягкие волны. Едва холопы расчищали узкие ходы, их уже заносило свежим рассыпчатым снежком.
– Еле - еле пробились к вам, уж так кружило, - Давыд протягивал побелевшие от холода пальцы к очагу.
– Прошлая зима снежной была, а эта, наверное, и того посильней будет.
Они с Димитрием, Пахомием, Перваком, и боярином Давыда Посвистом по очереди отхлебывали сбитень из ковша-братины [3], передавая его друг другу по кругу. Веселые язычки пламени отражались в начищенной до блеска меди сосуда.
– Гляжу, ты на Прыгуне приехал, сразу объездил, не баловал?
– первым делом спросил Димитрий шурина.
– За подарок спасибо, славный комонь. Пободались с ним сперва, конечно, кто кого, да потом поладили. К нему приноровиться надо. Я дорогой сюда лошадей менял, так этот по снегу резвей шел. Весна придет, отдарюсь соколами. Уж прими, не побрезгуй.
– Да как не принять, соколы у вас красавцы, про то все знают, да и сам на ловы приезжай, - Димитрий глотнул сбитня в свой черед.
– А ты говоришь, мимоходом к нам заехал. Куда же в такую метель вас нелегкая понесла?
– К братцу твоему двоюродному, Всеволоду, бояре его за нами прислали.
«С чего это залесские к Всеволоду заспешили?» - напрягся Чернореченский князь
– Так ты не знаешь ничего? Из-за тебя ведь у князя с боярами размолвка идет, - Давыд тоже шумно отпил из братины и тыльной стороной ладони вытер мокрые усы.