Княгинины ловы

Луковская Татьяна

– Нет, силушка теперь не та, - по-стариковски пожаловался воевода.

– Прикидывается, - с укоризной посмотрел на дядьку Димитрий.
– Найдена - воеводу бежского - сегодня с такого расстояния насквозь проткнул, как кабана на вертел.

– Воеводу бежского?
– удивился Давыд, как-то странно засуетившись, - дядьку Ростислава, на коршуна похожего? Что же он сам в засаде сидел?

– Сам крючконосый, - подтвердил Димитрий.

– Так убит, значит? Жаль. Приветлив да учтив был, царствие ему небесное. Давыд перекрестился.

– Ты по ком жалеешь!
– в гневе стукнул кулаком по столу Мстислав.
– Он

твою сестру убить хотел да полюбовницу свою на ее место посадить! А ему жаль!

– Не полюбовница она ему!
– вспылил Давыд.
– А Елену он не тронул бы, Найдён - муж благородный! Его он проучить хотел за бесчестие княгини своей, - и шурин указал рукой на Димитрия.

Чернореченский князь угрюмо молчал, за него ответил Вышата:

– Вся дружина наша слышала, как крючконос похвалялся, что Улита его дитя носит, княгиню нашу снасильничать хотел, а потом убить по приказу ведьмы этой. А коли нам не веришь, так ступай за реку да спроси сестру свою, она сама все слышала. Ей-то зачем врать ?! Да коли б не отец твой, так не выстояли бы!

Давыд надулся, но сказать ему более было нечего.

– А ты откуда Найдена знаешь?
– миролюбиво спросил Димитрий, он не хотел ссоры, тем более из-за крючконосого. Бежский воевода хитер был, к любому мог в доверие влезть, вон даже Первак его благородным мужем признавал. Неудивительно, что шурин обманут этим чертом.

– Так и братец на ловы в Бежск ездил, - усмехнулся Ярослав, сидевший до этого молча.

– Не надобно про то при нем!
– разъярился Давыд.

– Надобно!
– опять ударил по столу Мстислав, - надобно, чтобы вы оба с зятем поняли, какая беда вас, дурней, стороной обошла. Он ведь тоже по осени у заозерских побывал, - пояснил Залесский князь Димитрию, - приехал и в ноги ко мне бухнулся: жениться хочу на вдовице бежской!

Димитрий даже рот от удивления открыл.

– На меня волком смотришь, а сам-то?
– укорил он шурина.

– Вдовый я был, греха на мне нет! От жены не бегал, - вскочил с лавки Давыд, - и вдовицу я не залеживал, я ее даже пальцем не тронул!

– Сядь!
– гаркнул отец.

Давыд со вздохом послушно сел.

– Да мы ему быстро голову на место поставили, невесту засватали, красавицу, да оженили скорехонько. Уж и непраздна, - Мстислав потрепал сына по кудрявым волосам.

– А мне вот некому было голову на место поставить, - с завистью, но дружелюбно признался Димитрий.

– И зятя не вини, сама она к нему больному пришла да погреть прилегла, - добавил Мстислав, оборотясь к Давыду.

«Откуда он знает все?
– подивился Чернореченский князь.
– Видать, не только Забава для тестя при Елене наушничала, у него и в Бежске при дворе свои людишки есть. А может, и у меня в Чернореченске?...»

– Так вот, как оженили мы Давыдку, - продолжил Залесский князь, - заозерские на Утицу татей навели, гостей моих грабить стали. Разъярился я: к ним жито возим, а они нам же и пакостят! Ну, я торговлю быстро прикрыл, не хотят по-хорошему, пусть голодают.

– Да с чего ты взял, что татей бежские привели, что они сами не могли объявиться?
– не унимался Давыд.

– Знаю!
– уверенно заявил Мстислав, но объяснять ничего не стал.

– То правда, - закивал Вышата.
– Мы двух татей в лесу споймали, так по их байке следы в Бежск ведут, больше некуда.

Давыд молчал, насупившись, по-прежнему бросая

злые взгляды на Димитрия, видно было, что внутри у него клокочет буря, не находя выхода наружу. Опрокинув чарку, он перегнулся через стол и громко, чтобы все слышали, обратился к Чернореченскому князю:

– А что, зятек, не хочешь ли побороться, силушкой померяться?!

Все разом замолчали, с любопытством глядя на Димитрия.

– Отчего ж не побороться?
– принял тот вызов.
– В охапки али за руки [2]?

– В обхват [3], - за сына ответил Мстислав, глаза его уже блестели веселым азартом, - и под ноги не подбивать. Да осторожней там, чтоб водимые не рыдали!

Димитрий с Давыдом, скинув свиты и рубахи, неспешно вышли в середину круга, образованного зрителями. «Вот интересно: мы сейчас из-за Елены схватимся или из-за Улиты?» - усмехнулся про себя Чернореченский князь.

– Может, за руки лучше?
– с озабоченным видом подбежал к Димитрию Превак, - ведь грудь-то разодранная, еще не зажила.

– Сдюжу, - отмахнулся князь.

Мстислав, как хозяин, дал знак, чтобы сходились. Соперники сцепили руки за спинами друг друга в крепкое объятье. Схватка началась. Оба с силой давили на шею и ребра противника, пытаясь опрокинуть. Лица покраснели от натуги. Сначала Димитрий был уверен, что легко поборет Давыда, и ему не терпелось проучить задиру. Но шурин оказался крепче, чем казался на первый взгляд, он буквально врос в землю, не желая уступать. Чувствовался большой опыт: Давыд борьбу любил и знал в ней толк. Не в силах сдвинуть соперника с места, оба молодца стали постепенно выдыхаться. И теперь дело было уже не в умении, а в выносливости. Чернореченский князь почувствовал, что хватка шурина слабеет, еще немного, и Димитрий сможет повалить его на спину. Тогда бой будет закончен. Он собрал последние силы и навалился, что есть мочи. Давыд зарычал от досады, понимая, что проигрывает. Вдруг Димитрий ослабил хватку и тут же оказался на земле, прижатый коленом противника. Сияющий от счастья Давыд слез с зятя и подал Димитрию руку, чтобы тот тоже поднялся.

– Силен ты, как тур, уж думал и не осилю, - уважительно похлопал шурин Чернореченского князя по плечу.

Краем глаза Димитрий увидел раздосадованное лицо Вышаты.

– Ну, теперь по чарочке, - подлетел Жирослав, усаживая бывших соперников рядом.
– Хороши, ох, хороши!

– Моего еще никто на лопатки не уложил, - горделиво выпрямил спину Мстислав.
– С детства уперт был.

– То наш еще после болезни не оправился, медведица его весной подрала, да сеча какая давеча была, а то бы...
– под нос себе ворчал Вышата. Он так раздосадовался, что на него больно было смотреть. К нему, бесцеремонно отодвигая Первака, подсел Жирослав.

– Дочек-то всех замуж выдал?
– поинтересовался он у чернореченского воеводы.

– Всех, - выдохнул Вышата.

– Так довольный должен ходить. А ты кислый сидишь. А у меня вот беда. Единственная дщерь, Светланушка моя, в монастырь собралась. Отговорить не смогли. Одна надежда на игуменью. Она обещала помочь. Говорит: «С постригом повременим, пусть послушницей походит, откормим, похорошеет. А там жениха засылай, Богородице поклониться. Ежели понравятся друг другу, так невестой уедет, а ежели нет - так смирись. Стало быть, ей Богом грехи мира отмаливать предназначено. На путь подвижницы, как Ефросинья Полоцкая [4], станет». Вот как.