"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Рагнора остановилась перед избой и подтолкнула Остромиру к двери. В ранних зимних сумерках она заметила, что ее поджидают возле угла, как уже не раз бывало. Когда девушки вошли в избу, Унезор приблизился к ней.
– Что – решили они, когда ехать? – встревоженно спросил он. – Они же для этого к вам нынче заходили – об отъезде сговориться?
– А хотя бы и так, – равнодушно сказала Рагнора, хотя отлично знала, что вовсе не так.
– Я уж надеялся, этот шишок киевский один уехал.
– Куда же он без меня уедет? – горделиво ответила Рагнора. – Он и приехал-то за мной!
– Чтоб ему по пути в полынью провалиться!
– Я не рабыня, чтобы меня возили! – возмутилась Рагнора. – Я поеду в Киев, потому что сама так захотела, запомни это.
– Ты захотела? Просто этот молодчик уговорил твоего отца, вот и все. Что он может, кроме как с девками на посиделках зубы мыть?
– Ой, не скажи! – Рагнора засмеялась. – Они с братом задумали идти войной на самого Кощея!
– Куда? – Унезор вытаращил глаза.
– На Кощея. Он теперь живет между Окой и Жиздрой, на старой Кощеевой горе. Торлейв с братом собираются этой зимой его истребить, и только после этого я поеду с ним в Киев. Это будет хорошее испытание его удачи. Ведь знаешь, когда человек хочет бороться с самим Кощеем – он может и не вернуться! Ну а уж если они возвратятся с успехом – я буду знать, что такие люди достойны взять меня в семью.
– А если он не вернется? – запальчиво воскликнул Унезор. – А если сгинет там в лесах, у Кощея в зубах?
– Значит, мне будет не судьба выйти замуж в этот раз, – с мнимым сожалением ответила Рагнора. – К счастью, в ларях у меня довольно полотна, чтобы утирать слезы!
Она засмеялась и ушла в беседу, оставив Унезора одного под густеющим снегопадом.
На другой же день, утром, когда Торлейв и Бер доели кашу и принялись вполголоса обсуждать, куда бы прогуляться, перед ними вдруг возник Солонец.
– Будьте живы!
Подняв глаза, Торлейв увидел за спиной своего приятеля еще троих парней, знакомых ему по «веселым» посиделкам.
– Слух идет, ты дружину набираешь! Бают, что на Кощея идти, и всякому охотнику – шеляг. Нас возьми. Мы с Шармой, да Поскребух, да Свенбер – мы не подведем!
Торлейв переглянулся с Бером: Равдан обещал сегодня к вечеру созвать старейшин и за княжеским столом объявить о походе, но в Свинческе и без того все знали. Видно, Рагнора проболталась девкам на посиделках, а там и пошло, как по ветру.
– Если воевода позволит, охотно вас возьму. – Торлейв улыбнулся. – Мы, Берси, с этими парнями вместе уже в Карачун с вилькаями из леса бились.
– А если и не позволит, – задорно прошептал Солонец, наклонившись, – мы ему не челядь, сами решаем, куда нам идти. Так что, правду бают – на Кощея идем?
– А Змей-Горыныч будет? – спросил Шарма, парень из голяди.
Рассевшись на помосте, они принялись обсуждать поход. Увлекшись, не сразу заметили, что поблизости стоит Остромира.
– Ох! – Первым ее обнаружил Бер. – Привет тебе, прекрасная дева! Желаешь присесть и послушать о наших будущих подвигах?
– О будущих подвигах слушать – что ветра ловить в поле! – опережая не такую ловкую подругу, ответила Рагнора, тоже вдруг оказавшаяся рядом. – Люди достойные сперва сделают, а потом уж хвалятся.
– Люди достойные сперва все обдумают, чтобы не наворотить чего такого, что не украсит их будущую сагу! – рассудительно
– Торлав, а не ты ли у нас Унезора сманил? – спросила Остромира.
– Кого? – Тот удивленно привстал.
– Унезора, отрока батюшкиного. Сбежал, а с ним Средень и Горюн. Говорят, до зари собрались, лыжи взяли да и пустились куда-то. Батюшке не сказали ничего, не простились…
– Могу поклясться, я к этому непричастен. Сманивать людей у князя было бы нам не к лицу. Должно быть, сердце его не выдержало разлуки с прекрасной девой, – Торлейв покосился на Рагнору, – и он решил убраться подальше, поискать себе счастья в иных краях. Но я уж не буду по нему скучать. А ты?
Рагнора закатила глаза, открыла рот, выискивая ответ, способный уязвить Торлейва, но и Унезору не воздать слишком много чести. Взглянула на вход в гридницу и замерла. Торлейв проследил за ее взглядом и увидел у порога Равдана: воевода только что вошел со двора, плечи его кожуха и даже русая борода были усыпаны снегом.
Из уважения к старшему Торлейв и Бер неспешно встали и поклонились. Равдан подошел к ним, на ходу потряхивая в руке свою бобровую шапку и орошая пол снежными каплями.
– Будь жив, воевода!
– И вы будьте живы. Ну что, не передумали? – Равдан смерил взглядом сперва Торлейва, потом Бера. – Может, остыли и рассудили, что не по вам ходить тропами зимних волков?
– Думаю, при нужде и мы отрастим себе хвосты не хуже прочих, – вежливо ответил Бер.
Торлейв улыбнулся. Затея их выглядела безумной, но он твердо знал: с противоположных концов света боги привели их с Бером сюда в одно и то же время вовсе не случайно. Они встретились, и это тоже знак судьбы – самый верный из всех.
Часть третья
Глава 1
Дединке было семь лет, когда бабка Перучада впервые взяла ее с собой в Кривой Лог. За несколько дней до того случилось несчастье: последняя сестра Дединки, двухлетняя, упала с мостков в реку и утонула. Дединка очень по ней горевала: теперь она осталась совсем одна из родительской семьи. Чтобы ее утешить, бабка и взяла ее с собой: велела испечь пару блинов и держать из теплыми в махоточке. Идти надо было в полночь. Дединка на закате заснула, но бабка разбудила ее и вывела из городка. Далекий пращур, Былемир Старый, обосновался со своим родом на древнем городище, где покатый земляной вал отделял конец мыса над Окой. Что за люди возвели этот вал и жили на мысу, какого рода-племени, куда делись, давно ли – этого никто не знал, даже старики. Былемиричи жили здесь уже много поколений, и на закат от города протянулся обширный «окоп» [823] с множеством невысоких холмиков. По пути к Кривому Логу нужно было его миновать, но Дединка нисколько не боялась. Бабка Перучада ходила сюда часто и была в приятельских отношениях с мертвой частью Былемирова рода; держа ее за руку, Дединка при свете луны и еще не до конца потемневшего неба озиралась с любопытством, но без страха. На окопе ничего особенного она не заметила, висела мирная тишина, только сверчки трещали да лягушки бурчали в заводи.
823
Окоп – кладбище в местных говорах.