"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Хейльду! – вспомнив о вежливости, на том же языке ответил Торлейв. – Может, мы были знакомы во сне? Я вижу тебя в первый раз, но как будто знаю…
– Ты знаешь кое-кого, кто очень похож на меня.
– Святослав! – вырвалось у Торлейва, хоть он и понимал странность этой догадки.
– Святослав, – подтвердил парень, как будто иначе и быть не могло.
Откуда здесь, в Свинческе, парень, похожий на Святослава? Не морок ли это, опоздавший уйти назад в Темный Свет после Карачуна?
Пробрало холодом – что это за весть с того света? Кому угрожает – Святославу или самому Торлейву?
– Да не смотри на меня так, будто я твоя фюльгья [817] .
Торлейв быстро перебрал в мыслях родню. Парень его лет, общая кровь со Святославом, из северных ветвей семьи… Выговор как у северной руси…
– Если ты не фюльгья, тогда ты или Придимир сын Кетиля…
Парень дернул углом рта: не угадал.
– Или Берислав сын Тородда.
817
Фюльгья (др. – сканд.) – дух-двойник, показывается человеку обычно перед смертью, может иметь вид женщины, животного и так далее.
– Дроттнинг [818] Сванхейд звала меня Бер. – В подтверждение тот протянул ему руку. – Ну вот мы и знакомы, бродир мин [819] .
– Откуда ты здесь взялся? – в изумлении спросил Торлейв, пожимая протянутую руку и убеждаясь, что она ничуть не призрачная.
– Тут за два роздыха мой родной отец живет, Тородд сын Олава, если ты не знал.
– Знал, конечно. Мы с ним виделись.
– Ну а теперь и я вот приехал с ним увидеться. Не такое уж и чудо, если подумать.
818
Дроттнинг – королева (др. – сканд.)
819
Брат мой (др. – сканд.)
– Но откуда мне было… А ты как меня узнал?
– Я, правда, видел княгиню Эльгу всего один раз… но ты похож на нее больше, чем ее родной сын. Да и кто еще здесь может щеголять щипаным бобром!
Они еще раз осмотрели друг друга: Торлейв был в синей шерстяной рубахе под кожухом, а Бер – в белой, из грубоватой некрашеной шерсти. Тородд упоминал о своем единственном сыне, но говорил, что тот живет в Хольмгарде у Сванхейд. И ни слова не сказал, что, мол, ждет его к себе после Йоля. Поэтому встретить Берислава здесь Торлейв никак не ожидал, хотя, конечно, ничего нет удивительного, если сын навестил отца на праздники.
– Мы «в печали» по одному и тому же человеку, да? – спросил Торлейв.
– Если ты про Улеба, то да. Но я еще по дроттнинг Сванхейд.
– Она умерла? – Торлейв слышал об этом впервые.
– Совсем недавно, в предзимье. Я с этой вестью к отцу приехал.
– Давно приехал?
– Третий день нынче. Вчера услышал о тебе. От отца. Сегодня вот решил познакомиться.
– Польщен. – Торлейв ухмыльнулся. – Сожалею о госпоже Сванхейд. Никогда ее не видел, но много слышал.
– Она меня вырастила, – серьезно сказал Бер. – Если мне суждено стать достойным человеком, то это целиком ее заслуга. Пойдем. – Он показал на помост, где стояла корчага и лежала на деревянном блюде какая-то снедь. – Выпьем за встречу и за наших покойных. Поговорим.
Торлейв пошел за ним, на ходу стягивая кожух. Его бережатые сели чуть поодаль и вскоре погрузились в беседу со Свеном – старшим бережатым Бера. Двоюродные братья выпили и помолчали, рассматривая друг друга, выискивая признаки общей крови, по глазам пытаясь понять хоть примерно: что он за человек, мой брат. Предметов для беседы им хватало,
– Меня здесь считают самым близким родичем Святослава из мужчин, – заметил Торлейв. – Но если подумать, на самом деле это ты. У вас ведь отцы – родные братья, а матери – родные сестры, да?
– Это так. Но почетное звание самого близкого родича можешь оставить себе.
По тому, как Бер это сказал, Торлейв заподозрил, что горячим приверженцем киевского князя его назвать нельзя. И не то чтобы его это удивило.
– У тебя вроде нет родных братьев? – спросил Торлейв.
– Только две сестры, замужем обе. А у тебя?
– Родных – никого. Отец погиб молодым, я его не помню, они с матерью прожили года три-четыре, и то по большей части его не было дома. – Торлейв улыбнулся, имея в виду, что для руси это обычное дело. – Сводный есть брат, – Торлейв кивнул на Орлеца, и Бер с любопытством осмотрел его тоже, – от пленницы, гречанки. Есть единокровный брат – Вальга, он старше меня и со своим отцом живет, Асмундом…
– Я его знаю, он летом у нас был. Со всей дружиной.
– И если тебе любопытно, как моя мать – вдова по второму браку, когда жив ее первый муж и живет уже с третьей законной женой, я потом расскажу. – Торлейв ухмыльнулся, зная, что эта чудная сага вызывает много недоумения у людей.
– Еще как любопытно! – серьезно и искренне заверил Бер: он принимал близко к сердцу все, что касается семьи.
Постепенно они перебрали, кто кого знает из общей родни, живущей кто в Киеве или Чернигове, кто в Пскове или Хольмгарде. Бера, рано потерявшего мать, вырастила его бабка Сванхейд, но Эльгу он видел лишь однажды; Торлейв вовсе не знал Сванхейд, но много слышал о ней от Эльги, которая вырастила его. Не говоря об этом прямо, каждый из них вскоре заподозрил, что к Святославу, самому знаменитому родичу, двоюродному брату их обоих, они оба особой любви не питают. Наилучшим общим знакомым у них был Лют Свенельдич; Бер познакомился с ним только минувшим летом, но они очень сблизились за то время, как в Хольмгарде пытались по горячим следам найти убийц Улеба.
Заговорив об этом, они дальше не могли остановиться. Бер еще раз в подробностях рассказал о последнем вечере Улеба, о том, как сам его проводил на встречу с Игморовой братией, откуда тому не суждено было вернуться, как ждал всю короткую летнюю ночь – ровно полгода назад, – как потом отправился искать и нашел три изрубленных тела… Торлейв уже знал все это от Люта, но слушал, ловя каждое слово. Это свидетельство было еще важнее: не считая убийц, Бер последним видел Улеба живым и первым – уже мертвым. Все связанное со смертью Улеба, позабывшееся за последние три месяца, заново оживало в мыслях. Когда Бер упомянул о Правене, Улебовой вдове, Торлейв сперва улыбнулся, потом огорчился; потом подпрыгнул, когда услышал о ее желании пойти на тот свет вслед за мужем:
– Ётуна мать, вы же ей не позволили?
– Нет, конечно, – с серьезным видом успокоил его Бер. – Нам требовался кто-то, кто знает Игморову братию в лицо, так что дать ей умереть было бы глупо.
– Ты, демонио месемврино [820] … – Торлейв нахмурился.
– Ого! – Бер восхитился. – Лют говорил, что ты знаешь по-гречески.
– Лют говорил тебе обо мне?
– Да… когда мы с ним пересчитывали, кто из наших имеет право мстить.
Сказав это, Бер взглянул в глаза Торлейву, стараясь уловить его первое чувство при этом слове, где слились жар огня и звон железа, – месть.
820
Полуденный бес (греч.)