Князь мира

Клычков Сергей Антонович

–  Да что ты, Мироныч, обалдел, что ли?
– спокойно спросила барыня, откинувши на колени платок.
– Как меня испугал!

–  Уж простите, матушка барыня, меня, дурака, не удержался, - плаксивым голоском начал Никита Мироныч, - что же вы такое надумали, как же не вскликнуть? Да не вскликнуть тут - кричать будешь! В монастырь!.. Да вы же и так живете с мужиками-дураками, как в заточении…

Барыня с каждым словом отваливалась от спинки кресла, смотря на старосту воспаленными, иссиня-черными глазами.

–  В монастырь!
–

продолжал Никита Мироныч.
– А кто же о мужиках заботиться будет?

–  Это ты верно говоришь, Мироныч: без меня мужики пропадут!

–  Пропадут, пропадут, матушка барыня! Пропадут, как вошь без волос, проворуются, пропьются все до чистогана и… по миру пойдут. Нет уж, барыня, матушка барыня, лучше уж за Копыту тогда замуж идите!

–  Молчи, дурак, когда сказать не умеешь!.. Как ты так смеешь?!

Никита Мироныч не ожидал такого результата своих пламенных слов, которые, как хорошо он по барыне видел, попадали в нужное место.

–  Что за Копыто?..
– сломалась у барыни бровь.

Никита Мироныч смекнул, что зачитался и одним неосторожным словком все дело испортил; а все этот дурак Недотяпа, из всякого разума выбил, ни дна ему ни покрышки. Хлопнулся он барыне в ноги и завопил:

–  Матушка барыня, за князя Копыту! Копыту… как его полностью величанье, опять, прости осподи, из разума вышло… Пощадите меня, дурака… не гневитесь!
– и поцеловал туфлю, которой барыня тыкнула его в нос.

–  За князя Копыто-Наливайко, дуралей… Ох, господи, вот мужики! Когда я тебя, дурака, приучу к разговору?

Никита Мироныч, видя, что дело подходит к концу, снова грохнулся в ноги.

–  Вставай, будет валяться… Ладно - прощаю!

Никита Мироныч встал, отряхнулся и вытянул руки.

–  Ну, давай, Мироныч, говорить по делу: мужики бегут? Кто за эти дни убежал?

–  Вроде как, матушка барыня, после заявок случаев не было, - спокойно поклонился Никита Мироныч.

–  Так… очень хорошо! Я их проучу, как от меня бегать: со дна моря достану, - стукнула барыня ручкой по креслу, - слышишь, так и передай дуракам!

–  Слушаюсь, - еще спокойнее Никита Мироныч ответил.

–  Кто такой к тебе приходил… что мне тут плела Аленка, я хорошо не разобрала у дуры?

–  Иван Недотяпа, матушка барыня, вчера ко мне являлся!
– вздрогнул Никита Мироныч, как бы забывши в разговоре про Недотяпу.
– Оброк вам принес!

–  Та-ак! Почему не задержал, раз пришел? Он ведь опять дал тягу?..

–  В стенку, матушка барыня, от меня вышел, - шепнул Никита Мироныч.

–  А оброк?
– не удивилась барыня: мужик захочет, правдой и неправдой сбежит!

–  Оставил, матушка барыня, как же!
– схватился Никита Мироныч за грудь, собираясь вытащить деньги.

–  Подожди, все по порядку… оброк, значит, оставил… ишь ты, Мироныч, пороли, пороли мужика и вот до дела ведь допоролись!

–  Да уж и сам теперь вижу, хоть и раньше

был не слепой, что в нашем быту вся сила в кнуту… Дивное, барыня, дело случилось: милостынькой, говорит мне, милостынькой нашей матушке барыне милостивице оброчек собрал… дай, говорит, ей, осподи, много лет здравствовать, что в люди произвела!

–  Ишь!
– просияла Рысачиха.
– Вот этого я и добиваюсь!

–  Спасибушко, говорит, барыне, что рукомеслу обучила…

–  Это что такое, Мироныч, еще?.. Что за ремесло?.. Может, он разбойник? Разбойничьи деньги мне принес?

–  Да что вы, матушка барыня, что вы, такой тихий мужик! Воды не прольет, песку не просыплет! Милостыню он называл ремеслом: кому, говорит, подадут, а кому ведь и поддадут!

–  И это ведь верно, Мироныч, - опять обрадовалась барыня, - скажи, какой вышел из дурака умный мужик! Я и не знала! Ну, а ты… пересчитал? Деньги-то пересчитал? Не обманул он тебя?.. Мужики ведь… ох, они жулики!

–  Копейка, матушка барыня, в копеечку вся недоимка! Все утро с Лукерьей считали! Копейка в копейку!

–  А ну, покажи!
– кивнула барыня на бархатную скамеечку.

Никита Мироныч вытащил из грудного кармана красный платок, в котором у него были приготовлены деньги.

Растормошил Никита Мироныч на бархатной скамеечке возле самых барыниных ног красный платочек, и задрожали у него жилистые мужичьи руки мелкой дрожью, и к плечам словно потек кипяток, скривился он от удивления, смотрит на деньги и на барыню не смеет взглянуть…

Видно, что подшутил Недотяпа над старостой, долго будет помнить Никита Мироныч такой случай, кусая локотки со своей Лукерьей, завел ему, должно быть, кляузный мужичишко глаза на затылок, долго поутру смотрели, считая и пересчитывая, а оказался Никита Мироныч, как часто с нами, мужиками, бывает, в таком важном денежном деле хуже младенца, хотя, конечно, надо прибавить, что в таком случае скорее святых перепутаешь на иконе… словом, во всей откровенности, как это случилось и произошло, нам неизвестно, то только доподлинно верно, что, когда Никита Мироныч развязал перед барыней узелок, в нем оказались не медяки, а… золотые!

–  Мироныч… Мироныч… что же это такое?
– всплеснула Рысачиха руками.

–  Оброк-с!
– не сразу ответил староста.

–  Да что… что ты?.. Погляди сам хорошенько: какой тут оброк?.. Тут -богатство!

–  Вижу, барыня… как же… глаза, слава богу, на месте!

–  Ну, Мироныч, благодарю! Ты - честный мужик! На, верный слуга!

Барыня протянула руку, и Никита Мироныч, незаметно смешавши в склоненном лице мед и калину, приложился к кончикам пальцев.

–  Только ты слушай, Мироныч, не зазнавайся очень, что я тебе так, по простоте сказала! Скажешь вот так-то от чистого сердца мужику, что он честный, а он как раз на другое утро и сделается совсем подлецом! Уж очень опасно похвалить вашего брата!