Князь мира
Шрифт:
Никита Мироныч вскинул на барыню пока пустые глаза и поклонился, хорошо еще не понявши, кто "этот разбойник".
– Слушай теперь меня и, пожалуйста, не перебивай! Терпеть не могу, когда перебивают или перечат!
– Молчу, матушка барыня… молчу… оно и верно, что поперечное слово как бревно на дороге… Молчу…
– Молчи… - барыня недовольно его оглядела, - молчи… потому что сказать нечего больше! Говори, вчера ты вструхнул?..
Никита Мироныч уставился в пол, как бы разглядывая место, куда стукнуться лбом,
– Молчи… вижу: вструхнул! Надо бы тебя за это… ну да ладно, тебя я прощаю!
Никита Мироныч положил поклон и поднялся:
– Начальство, матушка барыня… как же не струсить?..
– Какое начальство? Что ты городишь?..
– …Борода ровно смазана дегтем… страховище!
– Да борода-то, дурак, ненастоящая… прилеплена… Разбойник, а он: начальство! Переодетый разбойник!
– Разбойни…ик?
– протянул Никита Мироныч.
– Да что же вы, матушка барыня, вчера мне не сказали… мы бы ему бороду-то в один раз оторвали и руки бы живо скрутили!
– Молчи… вчера не сказала, зато сейчас говорю! Вчера дело другое: видел, в каком расстройстве была?.. Не перебивай лучше и слушай! Теперь понял: разбойник? Вольно…оду… умец! Вот кто! И Бодяжка вон то же самое говорит… ах, какой, Мироныч, оказался верный… обходительный человек!
– Барин веселый!
– не выдержал Никита Мироныч, засиявши плутоватой улыбкой.
– Никто про это худого слова не скажет… нисходительный барин!
– Очень… очень хороший! Я прямо жалею, что раньше его не замечала!.. И даже шутила над ним… мне он казался большим… большим дураком!
– Что вы, матушка барыня… с дураками и не сиживал… жулик, люди говорят, каких мало земля родит… в карты быдто подмешивать ловок!
– Да?.. Что еще говорят?
– сощурилась барыня на старосту.
– Да больше ничего не говорят, матушка барыня, - осадился Никита Мироныч, - что касательно к тому же земли у него, так только рази лошадь в возке поворотить, да и то за чужую изгороду заденешь!
– Еще что говорят?
– прикусила барыня губки.
– Да ничего, барыня, окромя хорошего, почтенного, будто не слышно!
– опять засиял Никита Мироныч.
– Ну, мало ли что там дураки говорят… очень, очень обходительный человек! Так ты и запомни: кому жулик, а мне… первый теперь человек!
– Слушаю, матушка барыня!
– Ты, как только что, так прямо к нему! Барыня, мол, велели распорядиться!
– Наше дело, матушка барыня, подбирать готовое… а никак вы, по словам, куда, матушка барыня, собираетесь ехать?..
– вытянулся с искренним испугом староста.
– Велела тут еще до тебя закладать!.. Четверку… ты проходил мимо каретной, не видел?.. В Питер, Мироныч, поеду! В Питер! Жалобу принесу. Разве так можно оставить?.. Жалобу принесу и прямо к стопам!
– Питер, он, матушка барыня, хитер, - вторил Никита Мироныч, кивая головкой, - не одному под носом вытер!..
– Кстати закажу
– Матушка барыня, - переступил Никита Мироныч с ноги на ногу, собираясь, видно, перейти к делу, - а на чем же вы… во что же вы теперь изволите заложить?.. Ведь на каретной печатки?..
– Что…о ты говоришь?
– приподнялась барыня с кресла.
– Печатки, матушка барыня… везде понавешал бородатый дьявол… и загон, говорит, идет чехом… не вешать же, говорит, собакам сургучи на хвосты…
– Печа…ати…и, - заложила Рысачиха руки за спину.
– Каиновы… каиновы печати, матушка барыня, - торопился староста со словами, - орел такой выведен на сургуче о двух головах и с лапами книзу, как будто цапает зайца!
– Молчать!
– вскрикнула вдруг барыня не своим голосом, медленно подаваясь к Никите Миронычу, который попятился от нее незаметными шажками, пока не уперся в стенку и не вытянулся по ней, как будто отставая от пола.
– Не на чем, говоришь, барыне ехать?.. Не во что, говоришь, заложить?.. Печати, говоришь?.. Сорвать, - вдруг выпрямилась барыня, подойдя почти вплотную к старосте, - немедленно сорвать и заложить… слышишь, болван?..
Никита Мироныч повалился снопом барыне в ноги и, не подымая лица, прошептал:
– О осподи боже!
– Сорвать… немедленно заложить!
– топала барыня ножкой.
– Матушка барыня, - тихо спросил Никита Мироныч, уставившись в Рысачихины туфли, - а кто же будет в ответе?
– Что? Что еще выдумал? Вот глупый вопрос, - засмеялась Рысачиха, отходя от старосты, - вот глупый вопрос!
– Отвечать-то придется?
– еще тише повторил Никита Мироныч.
– Ну?
– Ведь бородища-то через две недели приедет?
– Глупый, глупый вопрос… А пусть его приезжает! У меня к тому времени будут… бумаги! Какой глупый вопрос!..
– Глупый, матушка барыня, глупый… а ведь печатка все же висит!
– Сорвать!
– вышла опять из себя Рысачиха.
– Слышишь, тебе говорю. Знать ничего не знаю, мне надо ехать… а отвечать, болван, будешь ты… Ты, болван, ты!.. В наказание, что ослушаешься барыню… Уж не хочешь ли, чтобы я за тебя отвечала?
– Мату…ушка барыня, пощади…ите!
– Никита Мироныч стукнулся лбом.
В это время Палашка, стоявшая у окошка, держась за кресло, как за защиту, кинулась к барыне и заглотнулась:
– Ба…ба…ба…барыня!
– Ты еще, кривоглазый сыч!
– повернулась к ней Рысачиха, собираясь ударить.
– Чего забабакала?.. Ба…ва…у…у… кажется, уродит же бог такую уродину!
– Ба…ба… барыня, ба…ба…барин приехал!
– Что?.. Кто приехал?
– сразу переменилась Рысачиха в лице, на котором заиграла улыбка и румянец сменил гневную бледность.
– Кто там приехал?
– Ба…барин Бодяга стоит у крыльца.