Князь Святослав II

Поротников Виктор Петрович

Оде улыбались и красовались своим воинским убором! О смерти они не думали, словно собирались на пир.

У Оды навернулись слезы на глаза, когда она поцеловала пасынков.

–  Берегите себя, дети мои, - дрогнувшим голосом промолвила она.

Прозвучала команда, и дружинники стали садиться на коней. Из терема вынесли княжеский стяг. Лик Спасителя на знамени показался Оде угрюмым, казалось, словно он хотел предостеречь людей от опасного дела.

Ода увидела Святослава, который взглядом искал ее. За спиной князя возвышался Регнвальд, рядом стояли Перенег и Путята Прокшич. К Святославу

приблизились боярин Веремуд с братом Алком. На обоих были тяжелые брони и шлемы с бармицами. Киевские бояре, тоже вооруженные, уже сидели на конях, лишь Коснячко был еще не в седле, рассматривая подкову на переднем копыте своего скакуна.

«Неужели и Веремуд уходит с дружиной?
– подумала Ода.
– На кого же Святослав оставляет Чернигов?»

Ода взошла на высокое крыльцо, на котором стоял Ярослав. По лицу матери юноша догадался, что он остается, и сердито насупился.

Святослав подъехал к крыльцу, нагнулся с седла поцеловать жену и младшего сына, сказал негромко:

–  Выше голову, Ярослав! Оставляю тебя князем в Чернигове вместо себя, а матушка будет при тебе советником. Вот дружинников вам дать не могу, даю лишь пешую стражу.

Ярослав недоверчиво взирал на отца, не веря своим ушам. Ода тоже была изумлена.

–  Ты доверяешь мне город, Святослав?

–  А почто нет, иль ты не русская княгиня?

–  Оставь еще хотя бы Бориса.

–  Не надо, отец!
– возразил Ярослав, по-взрослому сдвинув брови.
– Я справлюсь и без него.

–  Ого!
– Святослав подмигнул Оде.
– Речь не отрока, но мужа.

После Святослава к Оде подошел проститься Борис, ведя за собой на поводу буланого коня с белыми ногами. В шлеме и кольчужной рубашке с железными пластинами на груди юноша выглядел еще мужественнее и казался совсем взрослым. За Борисом шел высокий, крепкого сложения воин, лицо которого было наполовину скрыто металлическим наносником и глазницами. Это и был дружинник Потаня.

–  Все-таки расправил крылышки, соколик, - с грустной улыбкой промолвила Ода и прижала племянника к себе.

–  Судьба любит смелых, Филотея!
– сказал Борис, улыбаясь одними глазами.

–  Меч о головы половецкие не сломай, Бориска!
– усмехнулся Ярослав и шутливо ткнул двоюродного брата кулаком в плечо.

–  Думаешь, он позволит мне сражаться так, как я хочу?
– Борис с унылой усмешкой кивнул на рослого Потаню.

Ода смотрела, как Борис и Потаня садятся верхом, как становятся в строй старших дружинников рядом с Олегом и Романом. На сердце княгине давила неведомая тяжесть, словно она видела всех этих дорогих и близких ей людей в последний раз. Рыданья подступили к горлу.

А тут еще Святослав, гарцуя на черном скакуне, произнес пылкую короткую речь:

–  Братья и соратники мои! Тремя тыщами выступаем мы на полчища половецкие, уже за это будет нам честь и слава от потомков наших! Да не устрашимся врага, ибо на своей земле стоим и силу от нее черпаем. С нами Бог и сила крестная! Коль паду я в сече, сыны мои за меня промыслят, а сыны падут - воеводам довершать начатое, старшим из коих назначаю Веремуда. Не торжествовать поганым на земле северской. В путь! С Богом!

Уже стоя на крепостной башне, Ода глядела с высоты на медленно текущую под обрывом

Стрижень, на дальний мост через реку, по которому стройно проходили конные отряды, полыхавшие пурпуром щитов и плащей, медленно ползли груженые возы.

Дорога уводила к сосновому лесу, широко раскинувшемуся на юго-восток от Чернигова. Где-то за этим лесом течет среди дубрав полноводная река Сновь.

* * *

Не успела дружина Святослава отойти от Чернигова и на десяток верст, как у деревни Осняки русские сторожи обнаружили половцев.

–  Грабят поганые село, даже дозоров не выставили!
– сообщил князю дружинник Воибор, находившийся во главе конного разъезда.

–  Много их там?
– спросил Святослав.

–  Немного, - небрежно ответил Воибор, - сотни полторы.

–  Всего в нескольких поприщах [121] от Чернигова, - произнес Святослав и выругался: - Ну, держись, отродье поганское!

[121] Поприще или верста - равнялась 750 саженям, 1,06 км.

Князь разделил дружину на три отряда, чтобы с трех сторон охватить захваченное половцами село.

Враги, не ожидавшие нападения, дружно показали спину, бросив захваченный скот и пленников. Русичи гнались за степняками по полям и лугам несколько верст до другого села под названием Шумлай. Там тоже хозяйничала орда.

Сеча завязалась сначала в самой деревне, потом перекинулась за околицу на широкую луговину.

Святослав опять развернул дружину тремя полками, которые, как ножи масло, рассекали половецкие сотни, сминали и гнали степняков к дальним холмам. Лишь на безлесных высотах, что заслоняли с юга от Шумлая горизонт, остановили наконец русичи коней.

Завечерело. В низкой пойменной низине запылали костры. Плотно друг к другу встали шатры, за которыми невдалеке бродили стреноженные кони. Русский стан помимо ближних круговых караулов охранялся еще и с вершины самого высокого холма: Святослава не надо было учить осторожности.

Князь с сыновьями и племянником сидел у костра, над которым висел на треноге котел с булькающей похлебкой.

–  Ну вот, дети мои, двести поганых мы за день порубили, а у нас всего четверо убитых, - весело говорил Святослав.
– Вояки из половцев дрянь! Они привыкли скопом да наскоком брать, а лоб в лоб им против нас не выстоять. Завтра на Сновск пойдем!

Поужинав, русичи легли спать. Стан затих, померкло пламя гаснущих костров.

Мрак и тишина окутали все вокруг.

Олег и Роман устроились на ночлег в шатре. Борису не спалось. Он сидел на седле и ворошил палкой пышущие жаром уголья.

Бесшумно подошел Потаня, сел рядом на примятую траву и стал стаскивать с себя сапоги.

–  Чего не спишь-то?
– спросил княжича дружинник.

–  Сон к очам не липнет, - ответил Борис.

–  После первой сечи такое бывает, - успокаивающее промолвил Потаня.
– Душе к крови привыкнуть надо. Хотя, думается мне, настоящая кровь завтра будет.