Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
Мурзы вернулись в Бахчисарай мрачные: едисанцы и буджаки не только не дали согласия участвовать в набеге, но и посоветовали калге не дожидаться вторжения армии в Крым, бросить Порту и направить в Россию знатных послов для постановления договора о дружбе.
Взбешенный таким ответом, Мегмет-Гирей исступленно кричал в диване, что людей, которых посылает Россия для возмущения крымского народа, следует брать под стражу и вешать.
— И этого Мавроя я велю повесить! А предателей едисанских, приехавших с ним, прикажу сжечь живьем!
Его неожиданно и дерзко перебил султан Шагин-Гирей, один из многих наследников
— Глупые поступки не украшают калгу!
— Что-о? — опешив, протянул Мегмет.
— От гибели одного российского человека и двух едисандев никакого ущерба ни России, ни орде не последует, — сказал Шагин. — Но избавит ли это от великих бедствий Крым?
Калга, прищурив желтые глаза, недоуменно посмотрел на молодого султана. Он мог бы понять протест беев могущественных крымских родов — но что побудило дерзить этого мальчишку?
— Посмотри кругом, калга, — раздался тихий голос кадиаскера Фейсуллах-эфенди. — От сильных морозов пал почти весь скот. Хлеба мало, и он дорогой. Народ наш в страхе перед русским вторжением. А турок в крепостях едва ли до семи тысяч будет. И неизвестно, прибавятся ли их гарнизоны. Кто встанет на защиту Крыма?.. Если мы по-прежнему будем неприятелями России — милости от нее не жди!
Взгляд Мегмета стал колючим… «Кадиаскер заодно с султаном?.. Неужели заговор?» — мелькнула тревожная мысль… Но самообладание он не потерял, бросил коротко:
— Что вы хотите?
Шагин ответил однозначно, с вызовом:
— Мы желаем жить в союзе с Россией!.. И скоро пойдем из Крыма к Джан-Мамбет-бею.
Кадиаскер, подтверждая слова султана, часто закивал узколицей головой.
«Они сговорились, — решил Мегмет. — Но кто еще?»
А Шагин, осмелев вконец, прикрикнул:
— Прикажи освободить Мавроя! А я доставлю его к русской границе…
Двадцатипятилетний Шагин-Гирей-султан рано лишился отца. Но это печальное событие, как ни странно, благотворно отразилось на судьбе юноши, избежавшего нудного однообразия жизни, свойственной почти всем ханским детям. Он уехал в Европу, где несколько лет жил и учился в Венеции, в Фессалониках, и вернулся в Крым только по зову своего дяди — грозного Керим-Гирея, — назначившего племянника сераскиром едисанской орды. Некоторое время Шагин находился на виду, но после скоропостижной смерти хана надолго ушел в тень.
Хорошая образованность Шагина, его знакомство с блестящей европейской культурой, светским образом жизни со всей очевидностью показали пытливому и просвещенному юноше дикую, архаичную структуру Крымского ханства. Он скрывал неприятие сложившихся за века порядков, но когда среди татарских народов произошел раскол, когда ногайцы подались к России, а у крымцев забродили умы, Шагин понял: надо выступить в диване еще до похода Долгорукова, в успехе которого он не сомневался, и заявить о себе как о верном стороннике России.
Молодой султан понимал то, что было недоступно закостеневшим мозгам старых беев и мурз — Крым обречен!.. Сдержать сильную русскую армию, вдохновленную многочисленными победами, не смогут ни турецкие гарнизоны, ни тем более сами крымцы. Падение ханства неизбежно! И оно падет — падет при первом же ударе! А вот тогда Шагин получал шанс, о котором тайно и давно мечтал, — шанс стать ханом.
Расчет его был прост: ярый приверженец Порты Селим-Гирей на поклон к России не
Резко выступив в диване против калги, а фактически против Селим-Гирея, Шагин, несомненно, понимал, что сделал шаг не только решительный, но и смертельно опасный. Последствия его могли быть самыми плачевными. Но делая этот шаг, он предусмотрительно припас на окраине Бахчисарая несколько крепких коней, чтобы в случае угрозы скакать к едисанцам, которые власть хана уже не признавали. В какой-то миг ему даже захотелось, чтобы все так получилось, чтобы он появился среди ордынцев с ореолом мученика за народ, за мир и покой.
Стараясь не показать своего волнения, Шагин ждал, что ответит калга. А тот, видя, что султана и кадиаскера никто не поддержал, хладнокровно, словно ничего не произошло, произнес с укором:
— Скорый язык говорит скорые мысли. А скорые мысли — как пух тополей: куда ветер подует — туда и летят.
Но казнить Мавроева, Мелиса-мурзу и Али-агу он раздумал.
Пока грустный Мавроев, гадая о дальнейшей судьбе, продолжал сидеть под арестом, кадиаскер позвал к себе мурзу и агу.
— Калга велел мне написать в Россию письмо, — сказал он едисанцам. — Письмо двойного содержания: чтоб Россию не оскорбить и чтоб не навлечь подозрений Порты… Я написал, но придерживаться его не буду — весной, как и обещал Джан-Мамбет-бею, поеду в степь и соединюсь с ним… А Маврою скажите, что письмо повезет он.
Едисанцы передали слова кадиаскера переводчику. Тот облегченно вздохнул: значит, отпустят живым.
Прошло несколько дней.
Семнадцатого февраля к Мавроеву пришел бахчисарайский каймакам Ислям-ага.
— В твоей империи и в Порте обитает много пашей, — сказал каймакам. — А в Крыму всего пятнадцать беев. Если Россия желает пригласить в дружбу и союз всю Крымскую область, то письма от твоего двора должны быть присланы всем пятнадцати беям. А общество — с их согласия — решит, быть ли в этом союзе. Ибо коварство и хитрость ваши безграничны.
Удивленный неожиданным визитом каймакама, продолжая находиться в положении пленника, Мавроев тем не менее возразил:
— Упреки в коварстве мы слышим постоянно. Но привести достойные внимания случаи никто не может.
— В минувшем году Панин-паша прислал в Крым письмо с приглашением к союзу. Мы его даже рассмотреть не успели, как российская армия стала безжалостно разорять наши земли.
— Ну нет, — погрозил пальцем Мавроев. — Слова твои лживы!.. Те письма, кои генерал-аншеф отправил к вам, получены были зимой. А армия вышла в поле летом. Вот и выходит, что времени для отзыва было много, да вы отвечать не хотели… Что же касаемо генералов, то я скажу так. В России каждый генерал, предводительствующий армией, гораздо больше доверенности и власти получает, нежели все пятнадцать крымских беев. И поэтому все, что они сделают, — высочайший двор одобрит!