Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
— Сие знать крайне важно, — строго поглядывая на канцелярии советника, предупредил Щербинин. — Вполне допустимо, что обстоятельства принудят нас приложите старание к отысканию особы более дружественной к России, чем Селим-Гирей. Вот вы и прознайте, кого хотели бы иметь они в ханском достоинстве… Да, предупредите подполковника Стремоухова, что он назначается приставом при ордах. Пусть немедля выезжает к ним…
Придавая большое значение отторжению едисанцев и буджаков как первому шагу к достижению далеко идущих целей, Екатерина пристально следила за благополучием и защищенностью орд.
Особенно
«Строгое и немедленное наказание запорожцев, обличаемых в непозволенных до татар касательствах, без упущения исполняемо быть долженствует».
В другом послании — Щербинину — Екатерина велела оборонить ногайцев от притеснений и «поспособствовать им в содержании и соблюдении себя в независимости, и коль долго в таких мыслях пребывать имеют — все возможные удобства им доставлять».
А для лучшего ласкательства Щербинину выделялись из казны 20 тысяч рублей на вспомоществование ордам. Кроме того, тайному советнику Собакину поручалось накупить в Москве и отправить в Харьков на 10 тысяч разных подарков, и уже были посланы галантерейные вещи на 3 тысячи рублей.
Сменяемые на каждой станции резвые лошади быстро домчали канцелярии советника до Александровской крепости. Но здесь пришлось задержаться: по внезапному оттепельному времени Конские Воды и Московка разлились широкими озерами, нарушив прежние переправы.
Веселицкий несколько раз выходил на вязкий, размокший берег, смотрел, пошла ли вода на убыль, и, не вытерпев, потребовал у коменданта бригадира Фрезердорфа переправить его к едисанцам на лодке.
Фрезердорф, удивленный торопливостью гостя, пробасил недоуменно:
— Господи, стоит ли так поспешать?.. Через неделю вода спадет — переправим без задержки.
— Я рвение не от личных прихотей проявляю, — с легким раздражением заметил Веселицкий. И добавил уже с показной важностью: — Дело, врученное мне, не терпит отлагательства.
Лодку выделили большую, с гребцами, и утром четвертого марта канцелярии советник перебрался на другой берег. Там его встретили ногайские начальники Джан-Мамбет-бей, Абдул Керим-эфенди, знатные мурзы и аги, а также Майор Ангелов и переводчик Мавроев, с горем пополам добравшийся из Крыма к едисанцам два дня назад.
Тут же, на берегу, под громкие крики ордынцев, Веселицкий напыщенно объявил:
— По дружескому к вам расположению и в оплату убытков, понесенных от грабежа запорожских злодеев, ее императорское величество пожаловала ордам четырнадцать тысяч рублей!
Колбай-мурза и Али-ага приняли мешки с деньгами, а Абдул Керим поделил их между пострадавшими от казачьего разбоя мурзами и агами.
Джан-Мамбет-бею Веселицкий вручил деньги отдельно. Тот пришел в его шатер глубокой ночью, охотно взял 450 золотых, долго благодарил, слащаво и многословно,
— Люди они завистливые. Узнают — просить будут.
— Не беспокойся, — утешил бея Веселицкий. — Я тебя потому и позвал ночью, чтоб никто не ведал…
Начав с раздачи золота, Веселицкий хотел задобрить мурз, смягчить их сердца, сделать более податливыми к уговорам, что перевод орд на новые земли есть еще одно благодеяние России, заботящейся о безопасности своих друзей. Сам Петр Петрович не питал никаких иллюзий об их дальнейшей судьбе: он не сомневался, что если ногайцы согласятся перейти на Кубань (а именно таким было последнее решение Петербурга), то там навсегда и останутся.
Состоявшийся на следующий день разговор оказался непростым: мурзы слушали неотразимые доводы Веселицкого молчаливо, растревоженно переглядывались, но давать согласие на перевод не захотели.
— Мы благодарны за милость, оказанную твоей королевой нашим народам, — сказал едисанский Хаджи-Джаум-мурза. — Но истощенные стада не смогут проделать столь долгий, тяжкий, со многими переправами путь.
— Из-за нашего и уже живущих там народов многолюдства те земли будут нам малы и непригодны, — поддержал его Колбай-мурза.
Буджаки также роптали:
— Что нам кубанская сторона? На прежние кочевья идти надо!
Холодное, пугающее упрямство ногайцев побудило Веселицкого изменить тактику. Он выставил на первый план не переход на Кубань, а движение к Дону, разумно полагая, что потом легче будет сдвинуть орды дальше.
— Армия скоро выступит на Крым, — терпеливо разъяснял он мурзам. — Вы сами люди не токмо кочевые, но и военные — можете без посторонней помощи здраво рассудить, сколь обременительным окажется сей поход. Тысячам лошадей, быков и прочему скоту потребно много корма, который — если орды останутся здесь — уничтожат ваши стада. Тем самым движение армии сделается невозможным. А значит, отложится освобождение Крыма от турецкого ига!.. Заботясь о собственном благе, вы должны проявлять человеколюбие и к другим татарским народам, томящимся в неволе и страждущим спокойной жизни. В противном случае это деяние можно оценить только одномысленно: открытое вспомоществование нашему общему неприятелю в удержании крымцев в порабощении… Моя всемилостивейшая государыня, оказывая вам всевозможные благодеяния, давая покровительство и защищение, рассчитывает на ответную услугу знаменитых орд.
Мурзы безмолвствовали, уныло потупив глаза.
Веселицкий, чувствуя, что его речь смутила многих, окинул ногайцев орлиным взором и твердо произнес:
— Необходимость требует, чтобы орды через неделю-другую пошли к Кальмиусу!
Он вынул из коричневого портфеля скрученную в трубку небольшую карту, развернул ее и, указав пальцем назначенные ордам земли, отмеченные красной краской, ободряюще сказал:
— Для показа мест между Молочными Водами и Кальмиусом, для охраны и защищения с вами будет подполковник Стремоухов с военной командой. К тому же вы отдалитесь от разбойных запорожцев, на которых часто жалуетесь… Все! Я оставляю вас для совета и жду решительный ответ…