Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
— Ей-же-ей, Кирилл Григорьевич, скоро князь станет запрашивать, когда ему по нужде сходить и чем подтереть зад… В последней реляции просит Совет дозволить взять на каждый полк по бочке вина и сбитеня.
— Ну, для полка бочки маловато, — растянул в улыбке губы Разумовский. — Мог бы попросить и поболее.
— Вам смех, а мне лишняя забота на его писульки отвечать…
В конце концов, с подачи Чернышева, Совет предупредил командующего, чтобы он сам делал все важное для успешного проведения похода.
Сюда же, в Полтаву, в начале
— Мне догадки бригадира без надобности! — оборвал Долгоруков адъютанта, зачитывавшего, по обыкновению, рапорты вслух. — Пусть Щербинин пошлет в орды верного человека для разведывания!..
Евдоким Алексеевич послал переводчика Андрея Константинова.
Константинов проявил осторожность — не стал забираться в ногайские аулы, а отправился в Каменный Базар, где татары торговали с казаками, меняя скот, лошадей, шкуры на потребные им хлеб и крупы. Там он встретил давнего приятеля Тир-Мамбет-мурзу, который поведал, что ор-бей Сагиб-Гирей вышел из Крыма с пятью или семью тысячами воинов, чтобы прикрыть бегство ногайцев.
— Джамбуйлукам не верь! — предупредил мурза. — Сагиб посылал к ним ласковые письма, одаривал султанскими деньгами. Многие их мурзы тайно покидают места кочевий и идут в Крым.
— А едисанцы?
— Тех, кто зимой торговал у крымцев, турки назад не пускают. Ворота Ор-Капу на замке!
— А турок в гарнизонах не прибавилось?
— Нет, но говорят, что Порта готовит корабли с янычарами…
Уклонившись от поездки в орды, доверившись словам своего приятеля, Константинов не узнал главного: значительная часть едисанцев, нарушив обещание, отказалась следовать к Кальмиусу и, покинув Джан-Мамбет-бея, направилась к Перекопу.
Но об этом через конфидентов проведал Долгоруков. И когда получил из Харькова от Щербинина копию рапорта Константинова — изорвал ее в клочья, обрушив на безвинную голову губернатора поток проклятий.
— Армия выступает в поход, а я до сих пор не ведаю, кого буду иметь перед собой — неприятелей иль союзников!..
Щербинин тоже дал волю гневу. Уставив неподвижный взгляд в грудь провинившегося Константинова, он истово и долго осыпал ругательствами переводчика, испуганно вздрагивавшего от зычного генеральского голоса.
Его попытался успокоить Веселицкий, мягко заметив, что дела не так плохи, как видятся внешне. И, овладев вниманием губернатора, продолжил рассудительно:
— Джан-Мамбет-бей попал в неприятное положение. Его постоянные уверения о стремлении всех орд вступить под покровительство ее величества нашли отклик в человеколюбивом сердце государыни, которая, как известно, милостиво приняла просительные грамоты от ногайских депутатов, привезенных в Петербург графом Паниным. После столь важного события уход многих едисанцев в Крым подрывает веру
Спокойные, здравые доводы канцелярии советника вернули самообладание вспыльчивому губернатору.
6
В начале апреля отряд подполковника Борисоглебского драгунского полка Стремоухова встретил ногайские орды на подходе к Кальмиусу.
Джан-Мамбет-бей, страшась, что русский начальник прибыл покарать его за бегство едисанцев, робким, упавшим голосом долго расспрашивал о сущности назначенной офицеру должности пристава и лишь убедившись, что подполковник, как и обещал Веселицкий, действительно прислан для сопровождения орд на новые места, расслабленно вздохнул.
В это время в кибитке бея послышался шум, из нее выскочил малец лет двенадцати, лицом славянин, в серых рваных обносках на исхудавшем теле, ошалело покрутил головой и стремглав бросился к казакам и драгунам, хлопотавшим саженях в пятидесяти у повозок.
Все замерли, глядя, как малец хлюпает босыми ногами по размокшей земле.
Бей звонко щелкнул пальцами — два ногайца хлестнули плетьми лошадей, легко сорвались с места, в считанные секунды догнали беглеца, на ходу подхватили его и отвернули к кибиткам.
— Православные-е-е, — донесся тонкий, дрожащий голосок. — Кто в Бога верует — спасите-е…
Стремоухов мрачно зыркнул на бея:
— Кто это?
— Так… человек мой, — ответил тот с наигранной беспечностью.
— Христьянин?
— Нет-нет, нашей веры.
Стоявший рядом с подполковником секунд-майор Ангелов тихо шепнул:
— Мальчишку этого два года назад во время набега Крым-Гирея пленили и продали бею.
Поручик Павлов, молодой, горячий, судорожно задергал щекой:
— Дозвольте, господин подполковник! Я вмиг сыщу!
— Погоди, — остудил его пыл Стремоухов, — не последний день в орде — найдем!
Он колюче посмотрел на бея и процедил сквозь обвисшие усы:
— До нас дошли вести, что многие едисанцы вновь подались к крымскому хану. Почему не остановил их?
Джан-Мамбет-бей заискивающе заюлил:
— Сагиб-Гирей несколько раз выходил из Ор-Капу с многочисленным войском и прикрыл бегство аулов Темир-султан-мурзы.
— А те едисанцы, что в Крыму были? Где они?
— Многие уже вернулись в орду.
— И теперь никто не убежит?
— Никто!
Майор Ангелов снова шепнул подполковнику:
— После переправы через Днепр в Крым бежали его братья Ор-Мамбет и Темир.
Стремоухов продолжал цедить:
— А братья твои?
Бей вздрогнул всем телом, в бегающих глазах промелькнул испуг.
— Братья предали меня… Но я уговорю их вернуться.
— Джамбуйлукская орда вышла из Крыма и сызнова возвращается туда, — шептал всезнающий Ангелов.