Княжеский отпуск

Лопатин Федор

– Ох ты, ни причём! Это кто ж тебе такое сказал-то? Ни причём! Так, на тебе же всё и завязывается: черти тебя не ко времени принесли, а то давно бы управились.

Усталые глаза князя ничего не выражали, кроме молчаливой просьбы: "Уйди с дороги!"

– А-а!
– хлопнул в ладоши Семён, - не понимаешь, да? Ой, ну и народ! Кто ж вас нарожал-то таких тугих?

Князь по-прежнему молча стоял, но его рука потянулась к кортику, который в темноте был плохо виден Семёну. Однако тот уловил едва заметное движение руки Сергея

Петровича, и отпрыгнул в сторону, охнув при этом, приземлясь на раненую ногу.

– Ты не балуй, слышь, барин?
– в голосе чувствовалась угроза, - я ж тебя голыми руками порву.

– Как вы мне все надоели!
– князь схватился за голову и завыл.

– Вот-вот, я об том и говорю: если сейчас не сделаем - всю жизнь вот так мычать будешь. Я, думаешь, просто так сюда пришёл, с больною-то ногою, мне делать что ли нечего?

Князь отнял руки от головы.

– Чего мы здесь ищем, умник?
– спросил он сквозь зубы.

Семён уставился на него и развёл руками:

– Я ж говорю, мешок её, ну беленький такой!

– А я по чем знаю где он? Она меня вообще в лесу бросила, а мешок, вроде, при ней был.

Семён завертелся на месте, опять рыща глазами по комнате.

– Что же делать, а? Где искать-то теперь?
– говорил он сам с собою.

– А что в мешке было?

– Ась?
– не понял Семён.

– Я спрашиваю, - сказал князь громче, - что такого ценного было в том мешке?

– Да, вещица одна, на палку похожая, как ветка не обструганная, короткая такая, - ответил Семён по-прежнему обшаривая глазами всю комнату.

– Ну у меня она, та палка-ветка, - выдохнул князь и вытер ладонью вспотевшее лицо.

Семён оторопел:

– Как у тебя? Чего же ты молчал?

– Ты же не сказал, чего ищешь?

Семён успокоился и изменился в лице, оно стало просящим, умоляющим.

– Отдай мне её, слышь, барин. Отдай, добром прошу, - он шагнул к князю.
– Я те што хошь за неё сделаю. А?
– он протянул руку.

Князь ответил как можно спокойнее:

– Мне строго-настрого запретили давать её кому-либо в руки.

– Стой, стой! Как - запретили, кто запретил?

– Она сама и запретила.

Семён хохотнул:

– Старуха что ли? Фу ты, Господи, я уж испугался! Да кто она есть-то? Запретила она! Покойница, а с покойников и спросу нету. Запретила она! Ха-ха!
– он плюнул на землю.
– Давай по-хорошему, а? Ты - мне, а я - тебе. Што хошь принесу - серебра, там, золота, хотя оно тебе и без надобности - ты и так в золоте ходишь, - он щёлкнул грязным пальцем по блеснувшему эполету княжеского кителя.
– Ну хочешь, место одно покажу - странное такое, колдовское, наверное. Тебе понравится. Хочешь, а?
– Семён изобразил подобие улыбки, в которой не было видно доброй половины зубов.

– Не хочу я никакого места колдовского видеть - пустое всё это, - ответил князь устало.

– Э нет, барин, не пустое,

совсем не пустое! Там, знаешь, в лесу стоит крестище белый - из берёзы. Так и растёт. Волчара велел нам его сыскать, позарез он ему нужен был: вопрос, говорит, жизни и смерти. Понял да? Через тот крест силища ему даваться, говорит, должна. Простому человеку он не поможет, нет, а вот для старухи и для волчары - это, что ни на есть, самая благость. Чуешь? Сам он, вишь, никак до него не доберётся - мешает, мол, ему что-то, ага. Вот и посылал нас через день цельный месяц по лесам этим шастать. Третьего дня набрели, вдруг, на ту поляну, будто привёл кто, и там пропали мои дружки. Один я жив остался. Старухе, видать, и впрямь крестище до смерти надобен был, потому и не желала, чтоб он атаману нашему достался.

Семён посмотрел на князя с мольбой в глазах и тихо сказал, будто их подслушивали:

– Жаль мне дружков своих, хорошие мужики были. Ни за что, ведь, пропали: ему, мол, надо, а нам погибай?
– Семён засопел и смахнул слёзы чёрной ладонью.
– А вот шиш ему, а не бублик! Возьму с него плату!

Он зло зыркнул на князя и прошипел:

– Ну, договорились, али как?

Князь снова попытался выйти из комнаты, но Семён опять прыгнул перед ним, загородив двери.

– Не торопись, барин: просто так нам не разойтись, я ж от тебя не отстану.

Князь вздохнул и устало сказал:

– Ладно, чёрт с тобой, пошли.

Семён уступил ему дорогу с такой радостью и надеждой в глазах, что князю было жалко на него смотреть.

Сергей Петрович вышел из полумрака на солнечный свет и не оглядываясь на Семёна, по-рабски семенившего за ним, пошёл в дом. Ему вдруг захотелось избавиться от груза, который, якобы, мог спасти его в не далёком будущем, и из-за него же, только в настоящем, мог быть прирезан или задушен в тёмной душной комнате.

Они поднялись к нему. Князь закрыл поплотнее дверь, но крючок набрасывать не стал. Открыл рывком дверцу бюро и отошёл в сторону.

– Сам бери, - сказал он, - я больше к ней не притронусь.

– Да ради Бога!
– засмеялся Семён и, запустив свою лапу внутрь маленькой ниши, пахнувшей старой вишней, схватил палку. И тут сверкнуло розовым светом, в комнате бухнуло с такой силой, что окно балконной двери разнесло вдребезги. Князя отбросило назад и он ударился затылком о стену.

20

Очнулся он от того, что кто-то брызгал на него водой. Фимка и Глашка охали, бегая вокруг князя и Семёна: тот лежал весь чёрный, обгоревший. В комнате пахло палёным мясом, как будто здесь поджаривали на костре свинину. Князь приподнялся на локте и посмотрел, как перевернули тело Семёна: у того в руках ничего не было.

– Не трогайте палку!
– крикнул князь горничным. Те не поняли, о чём он говорит, а когда Глашка увидела ту самую короткую неструганную ветку, она спокойно подняла её с пола и спросила: