Княжеский отпуск

Лопатин Федор

16

Они оказались перед чёрной дверью старухиной комнаты. Первым шагнул князь. Мальчишки не решались двинуться за ним, но он махнул им рукой - только тогда они тронулись с места. Сказал, чтобы они пока не закрывали дверь. Князь проделал всё тоже самое, что и вчера: нашёл палку, которых оказалось штук пять - валялись под кроватью, ("да, старуха готовилась основательно", - мелькнуло в голове), намотал тряпок, окунул в ведро.

Он отпер железную дверь и зажёг свечу.

– Теперь заприте на засов, - князь кивнул на вход, - и пойдём.

Запалив

факел, и снова держа его на вытянутой руке, он первым вошёл в тоннель. Ребята - за ним.

Сергею Петровичу стало веселее - всё-таки идёт почти с ровесниками, подумаешь десть лет разницы - это не шестьдесят, не семьдесят. Теперь он здесь самый мудрый и опытный. Мальчишки шли, трогая руками шершавые стены, пиная осколки не убранных кирпичей, крича иногда "ау-у", чтобы появилось эхо и смеялись, когда оно откликалось в ответ. Князь даже не заметил, как они одолели большую часть пути, тем более, что дорога была ему известна.

Справа появился вход в комнату. Князь зашёл внутрь - ребята следом. Он осветил её постреливавшим огнём, подняв факел высоко над головой, но, кроме сваленных в кучу досок и груды камней, ничего не увидел. Он развернулся, вышел из комнаты и двинулся дальше по тоннелю. В других помещениях тоже было мало интересного: пыльные доски, ломаные кирпичи, кучи песка, либо совсем пусто. Он даже несколько разочаровался в упреждениях старухи и пожалел, что не отругал её как следует на "солдатском" языке, который достаточно прост, но чрезвычайно доходчив.

Ему захотелось вернуться назад, но впереди, по левой стороне, показался уже десятый, наверное, по счёту чёрный проём. На этот раз князь пропустил мальчишек вперёд. Свет от факела частично проникал в комнату, и они что-то увидели:

– Ой, блестит!
– крикнул младший. Старший лишь ахнул.

Князь не хотел входить, но младший позвал его:

– Тут железки какие-то!

Сергей Петрович вошёл и поднял факел. Он увидел пустые глазницы двух черепов и раскрытые чёрные рты со сломанными зубами. На костистых плечах серебром блестели дорогие цепи с тяжёлыми медальонами. Внизу на земляном полу мелькнуло желтизной - перстни с дорогими камнями, надетые на почерневшие пальцы. Скелеты покрывала истлевшая одежда, с сохранившимся кое-где мехом, будто растущим клочками. С омертвевших кистей и обглоданных крысами щиколоток свисали ржавые кандалы с короткими цепями, окутанными густой серой паутиной.

Мальчишки не двигались с места, как и сам князь. У младшего тряслись губы, он хотел заорать, но старший почувствовал это и дёрнул его опять за рукав так, что тот затрещал. Микитка только заскулил по-щенячьи, переступил с ноги на ногу и жалобно спросил старшего:

– Бяжим, али как?

– Али как, - ответил тот, вдруг о чём-то задумавшись.

Князь заметил, что старший не очень-то испугался и смотрел не на мертвецов, а всё больше на их украшения. Вот он, храбрец, подошёл к "улыбчивому" скелету, присел перед ним на корточки, потрогал толстую серебрянную цепь, сдул пыль с трёх сапфиров, вделанных в медальон, коснулся перстней с рубинами

и уже хотел снять один со скрюченного тонкого указательного пальца, но князь шикнул на него, имей, мол, совесть, малец - не в ювелирную лавку пришёл. Старший нехотя отвёл руку от перстней и обидчиво посмотрел на князя:

– Чего добру-то пропадать почём зря, а?

– Оно не твоё, - сказал князь жёстко: на скулах заиграли желваки.

– Ну и ладно, не моё, так не моё - себе забери, - буркнул старший и встал.

Младший продолжал смотреть на ощерившиеся черепа и молчал.

Тут князь решился спросить о своём:

– Ну, теперь скажете, зачем той ночью в лес ходили?

– Ничего мы тебе не скажем, - ответил старший, - не велено нам.

– Это кем же не велено? Вам я велю! Ну!
– он поднёс факел ближе к старшему, и тот отшатнулся.

Шмыгнув носом и вытерев его грязной рукой, старший крикнул:

– Нельзя нам, говорю!

Князь чувствовал, что теперь надо действовать мягче, сменить, так сказать, гнев на милость. Он тихо сказал:

– В этом месте никого, кроме нас, нет, и никто не узнает о нашем разговоре, даю слово, - он внимательно посмотрел на старшего и показал рукой на драгоценности. Ждать не пришлось: старший понял тонкий намёк и бросился на колени перед скелетами. Князь посмотрел на бледного испуганного Микитку:

– Я тебя слушаю - говори смело и ничего не бойся.

По всему было видно, что Микитке самому вдруг захотелось всё рассказать, лишь бы поскорее убраться отсюда:

– Да, мы туда втроём ходили.., - начал было он, но тут же замолчал, заметив, как старший брат сердито на него оглянулся и, сжав зубы, погрозил кулаком.

– Давай, давай, не бойся, - сказал князь и подошёл ближе к нему, стараясь встать между ребятами, чтобы старший не смущал своими угрозами.

– Ну, мы, - заговорил опять младший, заикаясь и всхлипывая, - пошли ночью, как было велено...

– Кто велел?
– спросил Сергей Петрович.

– Они велели...

– Кто, они?!
– князь повысил голос.
– Клещами что ли из тебя тянуть?!

– Ну эти, каторжные которые, - Микитка старался больше не смотреть в сторону старшего и, чуть осмелев, продолжил:

– Каторжники эти пришли из лесу к нашему бате. Говорили, что он, батя-то, сродственник ему - тому, главному ихнему.

Он снова замолчал, будто вспоминая что-то.

– Ну, ну, - подбодрил его князь, - смелее!

– Ну вот он бате и говорит, главный этот, я, мол, твой сродственник, у нас деды - братья.

В это время старший, смирившись с тем, что Микитка всё равно всё разболтает, ковырялся с мертвецами и уже снимал второй перстень, отломав при этом сухой пергаментный палец.

Князь ему не мешал: пусть хоть чем-нибудь займётся, лишь бы узнать побольше от младшего.

– ...фамилия, говорит, наша - Самошины.., - продолжал Микитка.

– А вы и впрямь Самошины?

– Да, Самошины мы, - отвечал младший, глядя широко раскрытыми голубыми глазами на Сергея Петровича.