Князья Хаоса Кровавый Восход Сатанинского Андэграунда

Мойнихам Майкл

учили, должно были оставаться тайной за семью печатями - разительное

сходство с тайными средиземноморскими культами.

 Хефлер также отмечал некоторое сходство этих культов перевоплощения в

животных и демонов, с культом Митры, в котором посвящённые различного

уровня носили маски львов и воронов. Таким образом юноши олицетворяли души

своих далёких предков. Хефлер подчеркивал, что в германском

Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не

существовало

чётких границ между этим и загробным миром - эти границы были

весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или

же нет наркотические вещества, их члены достигали тевтонской ярости,

которую Хефлер называл <сознательным экстазом ужаса>, который мог доходить

до различных крайностей:

 <Этот тип религиозного <расширения реальности> вовсе не являл собой

лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом

перед умершими. ...В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но

не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности

с умершими>

 <В германских племенах берсеркеры олицетворяли необузданную страсть,

воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного

организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли

более взрослые родичи или же старцы.>

 Георгий Думезил

 Любопытные детали, касающиеся <Дикой Охоты> были найдены мною в

диссертационной работе Кристины Иоханнессен, посвящённой нордическому

молодёжному костюму. В Норвегии <Дикую Охоту> называли <Оскорей>,

<Оскорейди>, <Оскорейен>. Это слово, более не употребляющееся в

современном норвежском, означало <ужасающая скачка>, <громоподобная

скачка> или же <скачка Асгарда>, все эти коннотации взаимно дополняли одно

и то же понятие.

 Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого

столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить

шкуры, меха и маски.

 <Неистовая скачка, как правило, заканчивавшаяся погромами и

разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но в то же время, в

ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и конечно

же, традиция; и объяснять с психологической точки зрения это явление одним

лишь буйством молодых людей, неверно>

 Кристина Иоханнессен

 Обычно в таком облачении они появлялись ночами в дни зимнего

солнцестояния. Они носили

маски на лицах, рядились в диковинные одежды и

придумывали себе вымышленные имена, чтобы остаться нераспознанными. Иногда

они ходили пешком, но чаще ездили верхом. Их задачей было наказать того,

кто нарушал карнавальные традиции. Мстили, а точнее, вредили, они как

могли: заколачивали двери, забивали трубы, похищали или крушили домашнюю

утварь или вешали в кухне козла. Самой же вожделенной их целью было

хозяйское пиво - бочонки или бесследно исчезали, или же на утро вместо

ячменного напитка в них оказывалась вода или лошадиная моча, либо моча

самих <неуловимых мстителей>. Кони, как правило, тоже были краденые: на

ночь они становились собственностью Оскорея. Наутро крестьяне находили

своих лошадей в стойлах загнанными до полусмерти, или, того хуже, им

приходилось ещё долго искать их, потому что <всадники апокалипсиса> {|

могли бросить их где вздумается. В Nordisk Jul (<Нордические святки>)

шведский собиратель фольклора Хильдинг Силандер описывает празднование дня

Святого Штефана (26 декабря) в шведской деревне Блекинге. Всмотритесь, не

проглядывают ли под ликом этого святого уже знакомые нам черты Одина и

Оскорея:

 <...Мы мчались по полям и лугам как безумные, не разбирая дороги и ни

о чём не задумываясь. Некоторые из нас на скаку становились на колени на

круп своего скакуна, крича при этом во всю глотку как умалишённые, самые

же лихие становились на коня в полный рост - и никто из них не упал.

...Так мы мчались, и это была рискованная езда - как для животных, так и

для людей. ...Мы распевали песни, но ни одна из них не была посвящена

Штефану, хотя вся затея и называлась <гонкой Штефана>. ...Крестьяне

выходили из дворов, поднося нам хмель и воспевая наше шествие. За всё

время скачки мы не разу не вылезли из седла. ...Если позволяли размеры

избы, один из всадников въезжал прямо на коне в светлицу и пил

приготовленный хозяевами мёд. ...Мы пили, не слезая с коней и мчались на

следующий хутор, где сценарий повторялся в точности. В конце концов, мы

конечно же, напились мертвецки. Когда же мы вернулись, наши кони были все

в пене. Лошадям наша скачка явно не пошла на пользу.>

 Но кроме наказания тех, кто не хотел пускать Оскорей на порог, дикие

обычаи <Дикой Охоты> имели и другое значение. Если демоны получали в доме