Князья Хаоса Кровавый Восход Сатанинского Андэграунда
Шрифт:
десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня
выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были
совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских
времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических
существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые.
В карнавале Перхт языческая древность, так называемые <тёмные века>,
языческая культура вервольфа может
наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже
после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание
вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится
совсем другой человек.
<Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под
влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём;
он сам превращается в беса... Ряженые в эту ночь становятся <одержимы>,
они являются сосредоточием бесовства и чертовщины.>
Отто Хефлер, <Тайные обрядовые сообщества германцев>
Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие
животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков,
перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе
качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою
определённую динамику, а простое копирование поведения животного в
какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.
В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной
психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался
с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в
мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на
восприятие. Она <замыкала накоротко> повседневное сознание на часы, дни и
даже недели, перед глазами открывалась пустыня... <Псимволическая> магия
оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым
им существом.
Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров
и вервольфов - происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины
носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили
особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.
В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый
крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он
является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они
превращаются
охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных
или спасаются от собак.
Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед
смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в
вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру.
Отныне в определённое время года - в частности, в зимнее и летнее
солнцестояния - он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет,
в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или
нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.
<В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев
колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они
такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и
никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину,
нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от
проклятых шкур, но...>
Г.Гойе, Р.Фольтер <Фламандские былины>
II
Упоминания о <Дикой Охоте>, стае мрачных силуэтов призраков-воинов,
мы находим во многих легендах. На своих конях они мчатся ночью по лесам,
ведомые Одином, одноглазым покровителем мёртвых, или же женщиной-всадницей
– в христианские времена трансформировавшиеся в архангела Михаила и его
воинство. Чёрными всадниками, несущимися по грозовым облакам, были души
падших воинов, возвращающимсия в родной край в определённое время - чаще
всего во время зимнего солнцестояния, когда в течение двенадцати дней на
землю приходят призраки, а также во время карнавала, называемого Фашинг
(Fasching).
Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах <Тайные
обрядовые сообщества германцев> и <Культы перевоплощения> удалось
доказать, что <Дикая Охота> была не мифологической интерпретацией бурь,
гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась
союзом мифологии и фольклора, мифа и реальности, а также важнейшим
элементом нордических мистерийных культов.
В этих легендах он усматривал упоминания о первобытных, подчас диких
обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди
на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них