Кочергин и Бескрылый

Моденская Алёна

А Кочергину недурно бы наведаться в бар. Задать кое-кому пару вопросов.

Глава 4. Весёлые старты

Когда Кочергин катил обратно, дуга над Канавинским мостом никуда не делась, правда от неё осталась лишь половина. То есть, с одной стороны металлическая сверкающая арка уходила ввысь, там перегибалась и дальше просто заканчивалась прямо в воздухе — вторая её опора начисто потерялась в синих зимних сумерках. Парень с факельной шевелюрой и крылатым коточудищем тоже пропали, за что им особая благодарность.

Кочергин

съехал с моста и уже направился было в сторону Речного вокзала, чтобы потом подняться на Верхневолжскую, но передумал. Приложил руку ко лбу. Вроде бы горячевата голова. Вот, точно. Он просто опять подхватил какую-то инфекцию, поэтому его и глючит почём зря. Стало быть, надо просто ехать домой, попить чаю, аспирин там какой проглотить и лечь поспать. Завтра всё само пройдёт.

Кочергин уверенно проехал площадь Минина и направился дальше, из Нижегородского района в Советский. Соня, разумеется, ещё не вернулась. Она ведь тоже, чтобы Владкину ипотеку тянуть, дополнительные заказы берёт, чуть ли не до ночи в своём зуботехническом кабинете сидит, мастерит людям новые челюсти.

Ну да. Кочергин ведь ещё утром всё постельное бельё стащил, чтобы жену вечером порадовать. Пришлось самому копаться в шкафу, стелить свежие простыни и, тихо матерясь, самостоятельно натягивать пододеяльник.

Покончив наконец с наглыми углами одеяла, Кочергин сходил за чаем и прямо с кружкой залез в постель. Ещё и градусник из аптечки захватил. Думал сериальчик какой-нибудь включить, но решил, что лучше бы хорошенько выспаться.

Градусник уверенно показывал тридцать шесть и восемь. А с чего тогда Кочергина так штормит? Наверное, переутомился. В любом случае, сейчас — спать.

Поставив кружку на прикроватную тумбу, Кочергин завернулся в одеяло. Хорошо, что ещё и шторы задёрнул. А если бы снял их утром, чтобы Сонька постирала, то теперь маялся бы в свете фонаря. Надо же, прожектор-то на столбе за забором, а установлен так, чтобы прямо им в окна светил.

Проснулся Кочергин в полной темноте под бухтёж жены.

— Ещё и жрал опять в кровати, — бормотала Соня, возясь где-то рядом. — Вся простынь опять в крошках будет, да хоть бы сухари и пряники в кровать не тащил.

— Ладно, в следующий раз борща налью, — выдал Кочергин, давясь, чтобы не рассмеяться. — Или наложу пельменей с майонезом.

— Фиг тебе, а не борщ с пельменями, — уже тише пробубнила Соня. Видимо, поняла, что супруг не спит, и немного сбавила обороты. Зато добавила: — Градусник ещё приволок, ипохондрик хренов.

— Полы не забудь помыть, — промямлил Кочергин, переворачиваясь на другой бок.

Куда ему посоветовала отравиться жена, не дослушал — снова провалился куда-то. Вынырнул из мрака в просторной тёмной комнате. Большая, вроде залы или гостиной в каком-нибудь старинном особняке. Круглый стол, окна с портьерами, резная деревянная мебель. Антикварная.

Кочергин не смог удержаться и подошёл к большому шкафу тёмного дерева. Дорогая вещь. Огромный такой гардероб, почти до потолка достаёт. Лакированный, с зеркалом. Правда, в нём сейчас, ночью, ничего не разобрать. Хотя…

Присмотревшись

к старому гладкому стеклу, Кочергин смог различить на нём отпечатки ладоней. Будто кто-то упирался в зеркало, чтобы не дать двери открыться.

Изнутри шкафа что-то бухнуло, так что стенки затрещали, а зеркало гулко дрогнуло.

Кочергин мигом проснулся. Оказывается, утро уже. Даже рассвело — сквозь щель между плотными шторами в комнату пробивался яркий луч солнца, в котором медленно плавали пылинки-искорки. Стало быть, Соня-то влажную уборку не так чтобы особо тщательно проводит. Надо бы ей за это высказать пару претензий.

С другой стороны, чего жену зря третировать. Эта мысль пришла к Кочергину после душа и пробежки по снегу, когда он уселся завтракать. Оказалось, Соня оставила ему два бутерброда «яйца бенедикт» — один с красной рыбой, другой — с ветчиной из индейки. Да ещё блюдо крышкой накрыла, а сверху натянула кухонный колпак, чтобы завтрак не остыл. Подумаешь, пылинки.

Похрустывая багетом, Кочергин включил телевизор. Яйцо-пашот разлилось матовым желтком по блюдцу. Пока Кочергин собирал его корочкой багета, на экране показывали, как спасатели из брандспойтов тушили какие-то обугленные конструкции. Глаз зацепился за знакомую улицу, и Кочергин промазал — ткнул багетом в жидком желтке себе в шрам на щеке.

Ну, точно — журналисты смаковали пожар в расселённом деревянном доме. Бывшие владельцы квартир утирали слёзы за ограждением.

— Дом давно признали ветхим, — рассказывала бабуля, сама ветхая на вид, однако с хорошо поставленным голосом, ясным взглядом и отличными зубными протезами. — Он горел несколько раз, ещё пока мы тут жили. Мы с соседями даже дежурили по вечерам. Говорят, поджоги. Может, подростки баловались, а может, риелторы. Место-то давно хотели продать под застройку.

Кочергин промокнул губы салфеткой. После очередного пожара людей наконец расселили. А место-то действительно выгодное: Нижегородский район, близко к центру. И дороги есть, и зелёная зона. Н-да, кто-то неплохо заработает на многоквартиниках.

И тут Кочергин вспомнил свои вчерашние покатушки по городу. Серую машину с заляпанными номерами и отчётливым запахом бензина и гари. Да ладно, не его это дело.

Стоило так подумать, как в самый краешек кадра на миг влез знакомый полицейский. Увидев, что оказался слишком близко к камере, Витька мигом отвернулся и скрылся за спинами местных.

Нет, ну не Кочергина это дело. С другой стороны, надо же проверить, глючило его с запахами, или нет. Допив кофе, Кочергин набрал-таки Витькин номер.

— А, привет, — жизнерадостно поздоровался Витька. — Как на вольных хлебах?

Ёрничает, — угрюмо подумал Кочергин. Все же знали, что он как из полиции ушёл, так ни одного толкового дела не раскрыл. И на спортивную машину с яхтой тоже не заработал.

Заставив себя звучать пободрее, Кочергин выдал:

— Всё путём. Слушай, это тебе спихнули дело о поджоге в центре?

— С чего ты взял, что это поджог? — быстро спросил Витька.

Кочергин чуть по лбу себе не дал, но всё же нашёлся: