Код Альтмана
Шрифт:
– То, что мы собрались здесь, – заговорил президент, – очевидно, подсказывает вам, насколько серьезна возникшая ситуация. Прежде чем перейти к делу, я хотел бы извиниться перед теми из вас, кто до сих пор оставался в неведении, а потом объясню, почему я, в сущности, не должен извиняться.
– Мы к вашим услугам, – произнес вице-президент Брэндон Эрикссон и совершенно искренне добавил: – Как всегда.
У Эрикссона были прямые черные волосы, лицо с правильными чертами и раскованные манеры, которые чем-то напоминали Кеннеди и обезоруживали избирателей. Ему было сорок лет, он славился
– Какая ситуация? – с подозрением в голосе осведомился министр обороны Стэнтон. Он повернулся, обводя взглядом собравшихся за столом, и его голый череп сверкнул в свете ламп.
– Насколько я понял, адмирал Броуз и господин Оурей уже знают то, о чем вы хотите нам рассказать? – спросил госсекретарь Эбнер Пэджетт. Его голос прозвучал нарочито тихо, но, судя по гневному блеску глаз, он был оскорблен. Он удобно расположил свое тучное тело в кресле, бессознательно приняв позу, которая демонстрировала присущую ему от природы уверенность в себе – то самое качество, на которое Кастилья полагался вновь и вновь, направляя Пэджетта в горячие точки планеты преодолевать кризисы и смягчать твердокаменные сердца. Пэджетт как никто другой умел выполнять щекотливые дипломатические поручения, но, находясь на родине, он был вспыльчив и нетерпелив.
– Адмирал Броуз знал об этом, потому что иначе было нельзя, – отрывисто произнес Кастилья, свирепо взирая на собравшихся. – А Чарли я поставил в известность только сегодня утром, чтобы он собрал это совещание. Ваша реакция лишний раз подтверждает, что мне нет нужды извиняться. В нынешних правительстве и администрации слишком много тщеславных деятелей и личных амбиций. Но есть кое-что похуже – и вы все прекрасно знаете, что это истинная правда, – кое-кто слишком много болтает о вещах, которые следовало бы держать в секрете. Надеюсь, я ясно выразился?
Генри Стэнтон покраснел:
– Вы говорите об утечках информации? Надеюсь, ваши слова не относятся ко мне, сэр.
– Да, я говорю именно об утечках. А мои слова относятся буквально ко всем. – Взгляд президента был прикован к Стэнтону. – Я решил никому не рассказывать о нынешней ситуации до тех пор, пока в этом не возникнет крайняя необходимость, и сообщить только то, что сочту полезным для себя. Не для вас и не для кого-нибудь еще. Я и теперь придерживаюсь этого мнения. – Он выпятил подбородок, у его губ залегла скорбная складка, глаза, смотревшие на людей за столом, словно остекленели. В этот миг лицо Кастильи казалось высеченным в одной из скал Долины изваяний.
– Мы понимаем вас, сэр, – примирительным тоном заговорил вице-президент. – Подобные решения принимать нелегко, но именно для этого мы избрали вас. Мы знаем, что можем доверять вам. – Он повернулся к Стэнтону и Пэджетту: – Вы согласны со мной, джентльмены?
Министр обороны пристыженно откашлялся:
– Разумеется, господин президент.
– Целиком и полностью, – торопливо произнес госсекретарь. – Вероятно, вас к этому принудили факты, сэр.
– Да, Эбнер. Именно факты. И теперь я пришел к решению, что
Президент рассказал о происходящем, опустив подробности, касающиеся «Прикрытия-1», а также человека, который называл себя его отцом. Собравшиеся сосредоточенно слушали, их тревога нарастала, и президент видел, что они уже размышляют, какое отношение может иметь возникшая ситуация к их ведомствам и обязанностям.
Закончив рассказ, Кастилья кивнул вице-президенту:
– Все же я хочу извиниться перед вами, Брэндон. Я должен был загодя поставить вас в известность – на тот случай, если со мной что-нибудь произойдет.
– Да, сэр, так было бы лучше. Но я понимаю. Утечки информации сделали нас подозрительными. В данных обстоятельствах, когда столь важна секретность, я, вероятно, поступил бы так же.
Президент кивнул:
– Спасибо. Я ценю ваше понимание. Теперь давайте подумаем, как должен действовать каждый из нас, если ситуация обострится и мы будем вынуждены предать дело огласке и задержать «Эмпресс» в международных водах, не имея улик.
– Нам следует оценить, какие шаги могут предпринять китайцы после того, как на «Эмпресс» обнаружили наш фрегат, – заговорил адмирал Броуз. – А также определить, каким образом конфликт такого масштаба повлияет на наши военные планы и ассигнования.
– Мы должны думать не только о возможном столкновении с Китаем, но и о том, как нам дальше вести жесткую стратегию сдерживания, – согласился госсекретарь.
– Новый виток «холодной войны»? – задумчиво произнес вице-президент. – Это было бы трагедией. – Он недовольно пожал плечами. – Но в настоящий момент я не вижу иного выхода.
– Информация об «Эмпресс» не должна покинуть стен этого кабинета, – сказал Оурей. – Надеюсь, вы меня понимаете. Если сведения все же просочатся, мы будем знать, что в этом виноват кто-то из нас.
Присутствующие кивнули, и обсуждение продолжилось. Президент слушал, подсчитывая в уме – два, четыре, один, два, два и один. У шестерых собравшихся здесь мужчин было двенадцать детей. Кастилья изумился тому, что знает, сколько человек насчитывают семьи каждого из них. С неменьшим изумлением он постепенно припомнил имена почти всех детей, кроме младшего ребенка Эбнера.
Впрочем, Кастилья помнил детей большинства других людей, с которыми работал на протяжении многих лет, подолгу помнил их имена. На мгновение он задумался, почему это так его взволновало. Потом он понял… и перед его мысленным взором вновь появился маленький мальчик, тянущий руки к безликому незнакомцу.
В разговоре возникла пауза, и президент сообразил, что остальные ждут его высказываний.
– Госдеп должен готовиться к серьезным дипломатическим схваткам. Министерство обороны – предложить способы хорошенько припугнуть Китай, а флот – разработать варианты планов захвата и осмотра «Эмпресс». – Он хлопнул ладонями по столу и поднялся на ноги. – Обсуждение закончено. У меня все, джентльмены. Благодарю вас за участие в совещании.
Глава 20