Код убийства
Шрифт:
– Очень любезно с вашей стороны, – проворковала Белла, закрывая за ним дверь на кухню. Она понизила голос, также как Варвара на лестнице, и зашипела. – Что на самом деле случилось? И не вздумайте повторять тот бред, который вы придумали у двери подъезда, когда шли сюда.
Если бы она сказала «придумали на лестнице», Беркут поверил бы, что бабушка видит сквозь стены. Но и так было ясно, что свою внучку она неплохо знает. Дальнейшее запирательство могло только усугубить ситуацию.
– Я вам ничего не говорил, – сказал Беркут заговорщицким тоном.
Пока Беркут говорил, бабушка кивала, затем прищурилась:
– Штукатуркой, говорите. Почему тогда у нее рука и нога перевязаны?
– Вы же знаете свою внучку. – Беркут принужденно улыбнулся. – После взрыва книги разлетелись. Она увидела одну. Ой, кричит, альбом Моне, мне как раз такой нужен. И прямо к нему. Там еще кирпич лежал, наверное, из стены вылетел при взрыве. Один-единственный кирпич посреди тротуара. Ну, обойди ты его. Нет, она глазами к альбому прилипла, и прямо через этот камень навернулась на асфальт.
Он так вдохновенно описывал картину, как будто видел ее перед собой. В этот момент Беркут сам себе верил и надеялся, что бабушка тоже поверит.
– Вы чего закрылись? – с подозрением спросила Гаранина, распахивая дверь на кухню. – Секретничаете?
– Да вот рассказывал вашей бабушке, как вы на ровном месте спотыкнулись о кирпич и упали на асфальт. Когда за альбомом Моне побежали после взрыва.
Лицо Варвары застыло. Очевидно, Беркут не выдержал напора и ему пришлось придумать версию, максимально приближенную к настоящей. Те же факты были изложены в другой последовательности, что делало разговор о них возможным и, в то же время, более безопасным.
– Почему же тебя держали до вечера? – продолжала допытываться бабушка, но уже более миролюбивым тоном.
– Порядок такой, – пояснил Беркут, усаживаясь за стол. – Свидетелей и тех, кто сообщает о преступлении, всегда тщательно проверяют. Вы не поверите, сколько преступников звонит в полицию, думая, что тем самым отведут от себя подозрения.
– Где же Моне? – спросила бабушка, разливая суп по тарелкам.
– Там же, где и был, – вздохнула Варвара. – Я не дошла до него. Кирпич помешал.
Дальнейший разговор принял форму светской беседы. Белла описывала свои впечатления от театрального фестиваля. Остальные слушали, изображали интерес и кивая к месту.
Когда Беркут посмотрел на часы, время приближалось к полуночи. Белла предложила постелить ему в кабинете на диване, и Беркут согласился.
Сидя за столом на кухне и слушая пикировку Варвары с бабушкой, впервые за долгое время он почувствовал себя дома. Ему не хотелось из этого дома уходить.
Оставшись один, Андрей потратил добрых полчаса на книжные полки, которые закрывали стены от пола до потолка. В собрании прослеживалась не логика коллекционера, но любопытство читателя.
Здесь были и солидные дореволюционные издания, и советские брошюры двадцатых, тонкие и на плохой бумаге.
На столе у окна лежало старинное массивное пресс-папье. Беркут взял его в руки и прикинул на вес. Такой вещью легко можно размозжить голову.
Затем его взгляд перешел на бамбуковую палку с узорами, которая лежала на полке как раз на уровне его глаз. Она была из тех вещей, что покупают в качестве сувенира в путешествиях по экзотическим странам. Они путешествуют по квартире, собирая пыль. Предпоследним их пристанищем обычно становится дача, а последним костер.
Беркуту было удивительно спокойно в этом месте. Он прилег на диван, старинный, с высокой плоской спинкой, к которой потянулась рука. Кожа приятно холодила ладонь. В конце долгого, полного событий дня, он, наконец, почувствовал, что устал. Едва закрыв глаза, Андрей провалился в темноту.
Проснулся он от странного чувства беспокойства. Снаружи кабинета раздавались тихие шаги: кто-то ходил по квартире. Ступая босыми ногами по ковровой дорожке, Беркут дошел до дверей кухни и заглянул внутрь.
Злоумышленник рылся в холодильнике.
– Хм, – кашлянул Беркут.
Варвара, а это была она, резко отпрянула. Увидев Беркута, выдохнула с облегчением.
– Вы меня напугали, – сказала она строго.
– Вы меня тоже. Что вы здесь делаете?
– Глупый вопрос. Вы что, никогда не вставали к холодильнику ночью?
– За йогуртом полезли? – спросил он.
– Еще чего. За йогуртом лезут утром, чтобы загладить чувство вины и начать новую жизнь. Ночью в холодильник лезут за колбасой, – пояснила Варвара. – На вашу долю брать?
– Берите, – кивнул Беркут и пошел одеваться.
Варвара зажгла свечу и поставила чайник.
Потом они пили чай с вареньем и ели бутерброды с колбасой. Варвара рассказала ему, что когда начали рушиться стеллажи, она залезла под стол и хотела молиться, но не знала как.
Когда спасатели вытащили ее из-под развалин и что-то говорили ей, она не слышала слов. Сначала в ушах был только ровный гул, а потом тишина. Варвара испугалась, что никогда больше не будет слышать, но потом взяла себя в руки и начала планировать, как будет решать эту проблему.
Надо выучить язык жестов и научиться читать по губам, думала она. И еще можно будет писать записки. Пишет она быстро, правда, почерк у нее ужасный, и ее не поймут. Надо записаться на курсы каллиграфии. Впрочем, как она поймет, что ей говорят на курсах, она же ничего не слышит. Значит, сначала нужно научиться читать по губам…
Она говорила быстро, перескакивая с одного на другое. Потом снова возвращалась к взрыву и своим страхам, как будто извиняясь за них.
Беркут не перебивал ее. Он кивал, подливал чая, подкладывал варенья и слушал, слушал, слушал. Он много видел людей с посттравматическим синдромом, и сейчас перед ним сидел именно такой человек.