Кое-что по случаю
Шрифт:
Кэлворт с любезной и приятной улыбкой произнес:
– А, мистер Род, вольный стрелок… Надеюсь, вашу шляпу и пальто доставили в лучшем виде?
– Что вам нужно? – спросил Род угрюмо.
– Должно быть, чертовски хлопотное дело руководить галереей… Люди пошли такие капризные, что просто трудно угодить им.
Род посмотрел на него с минуту, затем повернулся и собрался уйти.
– Мисс Бостон здесь?
– Вон там.
Род кивнул головой в сторону главного выставочного зала, находящегося в конце коридора,
– Вы знаете, Кэлворт, у меня такое чувство, что вам бы лучше к нам вообще не заходить.
Кэлворт хладнокровно отпарировал:
– В самом деле? Почему это вам пришло в голову?
Но неожиданное изменение в манере Рода держаться и говорить насторожило Кэлворта… Неужели Грейс уже вошла с ним в контакт и он знает, что у Кэлворта больше нет расписки… А может быть, Бостон как раз встречается с ней по этому поводу.
Глаза Рода потемнели.
– Я надеюсь, что вы отдаете себе отчет о вашем положении? Оно уже не так безопасно, как вы себе представляете.
Но Кэлворт продолжал улыбаться.
– Не пугайте меня, Род.
– Вы считаете, что я вас запугиваю?
– Конечно, – сказал Кэлворт, а про себя подумал: «Копни, копни немного поглубже…» – Я для вас олицетворение расписки. Не будет меня – не будет и расписки.
– Вы в этом уверены?..
Таинственная улыбка промелькнула на губах Рода.
– Абсолютно.
Про себя он подумал: «Сделай глубокий вдох и ныряй без оглядки в глубину».
– Пока она у меня, я могу ни о чем не беспокоиться. Я скажу вам даже больше: я решил с ней не расставаться.
– Эта ваша формула уже устарела. Предположим, я скажу вам, что эта расписка… – Он не договорил, и губы его скривились снова.
– Договаривайте… Что значит «она уже устарела»?
Род ничего не ответил.
Кэлворт пошел ва-банк. Блефовать, так уж до конца, и он выпалил:
– Гастингс мне все рассказал.
Род резко повернулся к нему:
– Что он вам рассказал?
– Все! Я знаю, как дорога вам эта расписка. Я все знаю о Ван дер Богле и о картинах де Гроота. Если бы у меня ее не было, если бы я ее продал…
Глаза Рода превратились в щелки, дыхание стало прерывистым.
– Но она у меня, и я с ней не расстанусь, – докончил Кэлворт.
Род облегченно вздохнул.
– Да, я знаю, что она у вас. Но теперь она уже не имеет такого большого значения для нас.
– Старые приемчики торгашей, играете на понижение, стараясь сбить цену.
– Нет, – сказал Род. – Откровенно говоря, я бы купил ее по первоначальной цене, но только теперь, потому что к концу следующей недели…
Он опять умолк и даже улыбнулся.
«Итак, он не знает», – подумал Кэлворт. Скрывая удовлетворение, он быстро сказал:
– Не верю вам! Она нужна вам сейчас, и через неделю, и через месяц. Без нее у вас огонь под ногами.
Он замолчал и улыбнулся.
Род покачал головой.
– К
Улыбка его стала еще зловещей.
– Через Плейера, – добавил он.
Кэлворт взглянул на забинтованную руку Рода.
– Как ваша рана?
– Плейер спит и видит вас во сне. Он очень не любит вас. У него, я бы сказал, прямо-таки патологическая ненависть… Чем вы ему так насолили?
Кэлворт прямо взглянул в глаза Рода:
– Ван дер Богля он, по-видимому, также ненавидел? Это, видимо, у него профессиональное?
Глаза Рода сверкнули, но тут же блеск их угас, и он спокойно добавил:
– Он даже не знал Ван дер Богля лично, но вот вы просто приводите его в бешенство.
– Не могу понять, – сказал Кэлворт. – Я ведь очень милый парень. Жаль, что вы меня не знаете ближе.
– Помните то, что я вам сказал.
– Благодарю вас, Род. Я буду держаться от него подальше. Нет ничего хуже, как играть с плохими мальчиками. Вы тоже имейте это в виду.
Кэлворт с серьезным видом двинулся по коридору в конец галереи. Он заметил темное облачко, пробежавшее по лицу Рода, и подумал, что задел какую-то скрытую струнку… Может быть, Род сам боялся Плейера? Нет, конечно, не открыто, но где-то в глубине души…
Ему вдруг стало ясно, что не Род, не Бостон, именно Плейер – главная фигура в их компании. Возможно, это влияние было результатом его зловещего, садистского характера, решительных, бескомпромиссных поступков, склонности к убийству. Все это держало двух первых в руках этого бандита и убийцы. Они были его нанимателями и одновременно заложниками.
Люси сидела на обитом плюшем стуле в большом зале, внимательно слушая Фрэнка Лазаруса, который объяснял ей смысл одной из своих картин. Внимание его равномерно распределялось между девушкой и полотном.
Когда Кэлворт вошел, рука художника остановилась, и он застыл, как бы пораженный мгновенным параличом.
– Продолжайте, Лазарус, – сказал Кэлворт. – Не обращайте на меня внимания.
Он подсел к Люси.
Лазарус взглянул на него своими совиными глазами.
– Вы же ничего не поймете из того, что я говорил.
Лазарус отошел от картины, и Кэлворт увидел, что на ней изображен желчный пузырь, насаженный на частокол изгороди. Работа была выполнена гуашью и называлась: «Минотавр в межсезонье».
Не обращая внимания на склонившегося над своей мазней Лазаруса, Кэлворт тихо спросил:
– Отец нашелся?
Она отрицательно покачала головой.
– Перестаньте шептаться, – сказал Лазарус. – Я продолжаю. Как я уже говорил, если вы, подобно мне, видите отсутствие воздуха, непрозрачность на полотне – это не импрессионизм, а чистейшей воды метафизика. Но вы не слушаете!