Шрифт:
Глава 1. Билет в Париж
Страхи. Они есть у каждого, кто-то боится под кроватных монстров, а кто-то предательства. Забавно как оно бывает, но это действительно так, наши Страхи сильны и многогранны. Они диктуют нам наши установки, допустим, вы боитесь высоты, поэтому не летаете на самолётах, у вас чёткая установка, что вы упадете. Эти страхи лечатся, если их принять, осознать и проработать, но давайте будем честными с сами собой, мало кто будет прорабатывать свои страхи. Вот допустим я. Мой главный страх взять ответственность за свою жизнь, я боюсь что если возьмусь за что-то по-настоящему важное и требующее ответственного подхода то прогорю, поэтому кофейню который мне завещала бабушка я переписала на маму.
— Доченька надо быть ответственнее — говорила мама выкидывая умерший цветок
Подумаешь… Ну да, подумаешь, цветок завял! Просто у нас с ним не сложилось. Я же старалась: поливала, шептала ему комплименты… Может, у меня аура не та? Не всем же быть цветами жизни. Кто-то должен просто быть красивым, верно? (Милые дамы, не принимайте на свой счет, вы прекрасны! Это у меня просто руки не оттуда растут, вот и успокаиваю себя.) Другие меня, правда, успокаивать не торопятся… Особенно насчет моих отношений. Знаю, многие девушки мечтают о стабильности, а мне кажется, что я попала в шторм. Он — вечный двигатель, фонтан идей, стремительный, как ртуть. А я — статуя, приросшая к пьедесталу привычек. Никогда не любила сюрпризы и перемены — они же вредны для здоровья! Это же постоянный стресс: а вдруг настигнет, а вдруг придется брать ответственность? Контролировать хаос? Нет уж, увольте!
Но жизнь, увы, не считалась с моими фобиями и щедро сыпала сюрпризы, словно конфетти. Сначала грянул ковид, словно гром среди ясного неба. Мой прибыльный бизнес начал трещать по швам. Пришлось закрыть кофейню и сосредоточиться на выживании. К счастью, заначка на черный день имелась, поэтому я не пропала. Даже умудрялась продавать кофе и выпечку тем, у кого были пропуска, а остальным отправляла заказы с доставкой. Даже привыкла к людям в масках, научилась различать их по глазам.
Говорят, глаза — зеркало души. Глаза Артема я видела каждый день. Завидев его черную машину у порога, я уже готовила американо с ванильным сиропом и предвкушала встречу с привычной голубизной его взгляда.
А однажды он решил заговорить со мной не только о погоде и кофе.
— Ваш американо с ванильным сиропом, — дежурно произнесла я, выдавливая приветливую улыбку.
— А вы все работаете, Адриана, — улыбнулся он в ответ. — Я настолько привык видеть вас по утрам, что хочу лицезреть и вечерами. Давайте сходим куда-то?
— Ковид… Мало куда можно выйти, — пожала я плечами, смущенно отводя взгляд.
— Тогда приглашаю к себе на чашечку кофе, — не сдавался Артем.
Так и начался наш роман. Сначала — неловкие свидания в пустой кофейне после закрытия, шутки, беготня по кухне. Потом — уютные вечера в жилой части дома. Я была счастлива. Свой дом, своя кофейня — мало кто мог похвастаться таким в двадцать восемь. Этот уголок уюта достался мне от бабушки, и я старалась продолжить ее дело, не смотря на то, что старательно пыталась отдать это дело матери. К тому же, расположение было идеальным — маленькая кофейня в самом сердце города, а наверху — уютные жилые комнаты.
Мы с Артемом все чаще смотрели фильмы, он почти не уезжал домой, и я уже рисовала в воображении белое платье и марш Мендельсона. Ковидные ограничения сняли, и казалось, что ничто не может омрачить мое счастье. Как вдруг Артем протянул мне билеты… в Париж. Сказал, хочет загладить вину за недавнюю ссору. Надо было не верить…
Билеты куплены, самолет ждет, а я… ждала чуда. Знаете, это волнующее чувство, когда чемодан собран, а душа уже порхает над Сеной, предвкушая долгожданную поездку. Два года я ждала этого момента, два года представляла, как
— Адриана, любовь моя, нам пора, — голос Артема вырвал меня из сладких грез. Легкий, мимолетный поцелуй в щеку — и ни бабочек в животе, ни привычного трепета. Тревога, холодная и липкая, змеей обвилась вокруг сердца. Что-то было не так.
Доставая из чемодана джинсы и теплый свитер, я украдкой любовалась Артемом. Статный, темноволосый, с идеальной осанкой — мечта, а не мужчина! И эта мечта, казалось, принадлежала мне. Казалось,… Сорняки сомнений пробивались сквозь тщательно взращиваемый оптимизм: а что, если вся эта история — лишь красивая иллюзия, сотканная из моих фантазий? Что, если он меня не любит? Что, если мы расстанемся? А вдруг я буду виновата? А вдруг… он меня никогда и не любил?
Эти мысли, словно назойливые мухи, жужжали над ухом. Обычно я прогоняла их, крепко обнимая Артема, вдыхая его запах, убеждая себя, что все хорошо. Но сегодня этот ритуал не сработал.
— Любовь моя, о чем задумалась? — голос Артема прозвучал обеспокоенно. Он обнял меня, но в его объятиях не было тепла, только вежливая, отстраненная заинтересованность.
— О нас, Тём, — прошептала я, прижимаясь к нему. И тут же резкий, чужой аромат ударил в нос. — Лаванда? Это здешний шампунь?
Запах был сладким, приторным, словно липкий сироп.
— Да, Рин, очень вкусный, — Артем нервно отстранился. — Но я случайно его пролил. Могу за новым сходить. Его взгляд метался по комнате, словно он искал спасения.
— Да ладно, у меня свой есть, — постаралась я, чтобы мой голос звучал ровно, хотя внутри все сжималось от дурного предчувствия. — Завтра попробую отельным искупаться.
Я поймала свое отражение в зеркале. Запомнить этот момент, запечатлеть в памяти каждую деталь — дурацкая детская привычка. Но было ощущение, что больше такого не будет. Сердце сжалось от боли. Неужели мои предчувствия меня не обманывают?
Такое бывает. Сегодня — смех, объятия, завтра — пустота. Чужие друг другу люди. Идешь по улице, встречаешься с кем-то взглядом, и в голове, словно осколки разбитого зеркала, вспыхивают обрывки воспоминаний: его любимый чай, непереносимость жары, восхищение моими платьями… Ты помнишь все эти мелочи, эти детали, которые когда-то составляли вашу общую историю. А потом взгляд разрывается, и вы снова чужие. И от этого становится еще больнее. Но это все лирика. Надо жить здесь и сейчас, ловить момент, наслаждаться или делать вид.
Париж сиял, словно драгоценный камень, усыпанный тысячами огней. Мы с Артемом шли по набережной Сены, держась за руки. Легкий ветерок играл с моими волосами, донося до меня аромат цветущих каштанов. Вид мерцающей Эйфелевой башни захватывал дух, но я не могла отделаться от чувства тревоги. Рука Артема в моей руке казалась чужой, холодной. Он что-то рассказывал о предстоящей встрече, но слова его казались пустыми, словно он говорил по заученному тексту. Я кивала, изредка вставляя ничего не значащие реплики, мои мысли были далеко. Я ловила себя на том, что наблюдаю за ним, ища в его взгляде, в его жестах подтверждение своим подозрениям. Но он был безупречен, галантен, внимателен. И от этого становилось еще хуже. Эта безупречность казалась мне маской, за которой скрывалось что-то неизвестное, пугающее. Каждая улочка, каждый дом, каждый фонарь — всё казалось пропитанным этим чувством неясной тревоги. Даже красота Парижа не могла рассеять туман сомнений, который сгущался в моей душе. Я сжимала руку Артема, пытаясь почувствовать его тепло, его близость, но ощущала лишь холод и пустоту. И этот проклятый аромат лаванды, едва уловимый, но такой навязчивый, словно незримое напоминание о моих страхах.