Когда герои восстают
Шрифт:
От ярости мое зрение стало кроваво-красным.
Я вонзила нож в первое место, до которого смогла дотянуться, в правую верхнюю часть груди Агостино. Он вошел достаточно глубоко, задевая кость, а затем застрял.
В этот момент я безумно подумала, не умру ли я.
Он перевернул меня так быстро, что я даже не осознавала, что двигаюсь, пока моя спина не врезалась в пол, и воздух полностью не вышел из моего тела.
— Елена Ломбарди, — с усмешкой поприветствовал он, вытаскивая нож из груди, будто это было лишь незначительным неудобством. —
Его руки нашли мою шею, душили меня настолько, что черные пятна замелькали перед глазами, но не убили.
Еще нет.
Я была благодарна, что у меня длинные ноги.
Я подтянула правую и уперлась ногой в его живот, где он скрючился надо мной, со всей силы надавив, чтобы он сдвинулся с места.
Он не поддавался.
Тогда, используя последние силы, я ударила его ногой в почку, снова и снова.
Наконец, он выругался по-итальянски и отодвинулся от меня, сняв давление с моей шеи всего на секунду.
Одной секунды было достаточно.
Я вскинула правую руку и ударила его прямо в горло.
Он зарычал, его руки разжались. Я откатилась в сторону и встала на ноги, снова схватившись за нож на полу, потому что пистолет упал под диван позади него.
Пошатываясь, он поднялся на ноги с рычанием.
— Puttana.
Шлюха.
Мне было все равно, как он меня называл, мое внимание было сосредоточено на его руках. Он нацелился ударить меня по правой щеке, поэтому я подставила плечо и перекатилась под него, затем поднялась и ударила его ножом в живот. Я усвоила урок, когда наносила ему удары, но тонкой раны, которая расцвела на его животе, было недостаточно, чтобы остановить его.
Он снова бросился на меня.
И снова.
И снова.
Пот капал мне в глаза и жёг их. Я никак не могла защищаться вечно. Он был больше, сильнее, лучше меня.
Возможно, это была мысль о поражении, но во время следующего удара он поймал меня за подбородок и отправил мою голову назад. На белом потолке закружились черно-белые созвездия, а мои колени превратились в желе.
Он позволил мне упасть на пол, мой лоб ударился об угол стула за обеденным столом, а затем я рухнулась на пол.
Я боролась за то, чтобы оставаться в сознании.
Именно поэтому я пропустила какофонию у двери, когда приехала моя Семья.
Я застонала, когда Агостино поднял меня на ноги и прижал спиной к передней части своего тела. Секундой позже холодный привкус металла встретился с моим виском.
Он достал пистолет из-под дивана.
Но мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть героя, который стоял в дверном проеме.
Данте.
Его лицо было грозным, когда он смотрел на нас через дуло пистолета. Его выражение было настолько ужасающим, настолько немилосердным, что я наконец поняла, как он получил прозвище «Дьявол Нью-Йорка».
Он пришел за мной.
— Данте, — прохрипела я, просто
— Stai zitto, trioa, — прошипел Агостино мне в ухо, еще глубже вонзая пистолет в мой висок.
Заткнись, шлюха.
В другом конце комнаты Данте напрягся, воздух вокруг него гудел от потенциальной энергии.
— Еще раз так с ней заговоришь, и я без колебаний всажу тебе пулю в мозг, — пригрозил он.
Агостино рассмеялся и перевел ствол от моего виска к губам, надавливая до тех пор, пока мои зубы не разорвали внутреннюю часть губ, и я была вынуждена открыть рот вокруг ствола. Второй раз в жизни я познала вкус оружия.
— Ты бы никогда не выстрелил. Она слишком близко, в итоге ты можешь убить ее.
В коридоре послышался шум, а затем в дверях появился Якопо, пистолет поднят, лицо каменное.
Мое сердце превратилось в пепел, когда я посмотрела на него. Я знала, что он просто защищает свою сестру, но не могла поверить, что он ополчился на Данте. Они были кузенами и друзьями, товарищами.
— Бэмби? — прошептал Яко, когда его глаза расширились, а рот опустился.
Он заметил ее.
В суматохе, с очевидным сотрясением мозга, я почти забыла о ней.
Якопо бросил пистолет на бок и помчался сквозь противостояние Данте и Агостино, бросаясь к сестре. Кровь скапливалась в центре ее груди, но ее было немного. Это дало мне кратковременный проблеск надежды, прежде чем Якопо сдвинулся, слегка подвинув ее так, чтобы я могла увидеть озеро крови, окрасившее пол под ней.
Один взгляд на ее ангельское лицо, потерявшее покой, и я поняла, что она мертва.
Якопо разрыдался, притянув ее к себе на колени.
Ни один из мужчин не выстрелил в него.
Данте, казалось, понял это, его глаза сузились. Казалось, он совсем не оплакивал Бэмби, но я знала, что все его внимание сосредоточено на том, чтобы вытащить нас обоих живыми.
— Яко, — позвал Данте, его голос был как дым, темный и едкий. — Яко!
Его кузен не ответил, все еще склонившись над Бэмби, плача.
— Ты не подозревал, да? — Агостино злорадствовал. — Ты не знал, что твоя дорогая милая Бэмби докладывает мне. Как Якопо, а? Ты не подозревал?
Лицо Данте ничего не выдало. Он только смотрел мне в глаза, пытаясь дать понять, что все будет хорошо.
У меня был пистолет между губ, мертвый друг у моих ног, и Аврора наблюдавшая за всем этим из кухонного шкафа, но я доверяла ему.
Я должна.
Это не могло стать концом, когда мы только обрели нашу совместную жизнь.
— Ты жалок, правда, — продолжал Агостино, и мне пришлось задуматься, не является ли этот мудак психопатом. — Ты думаешь, что можешь управлять Семьей с помощью любви? Это мафия, Сальваторе. Единственный способ править это власть и страх. Бэмби и Якопо боялись не столько тебя, сколько меня, поэтому стали моими.