Когда мы встретимся вновь

Ellada

Его размышления были прерваны приходом Жака-Франсуа. Заметив его внимательно-задумчивый взгляд, устремленный на картину, граф понимающе улыбнулся.

– Это наш единственный семейный портрет, – пояснил он. – Нарисован за месяц до смерти мамы. Крису тогда было тринадцать.

– Понятно, – взгляд Нила бессознательно скользнул вниз и снова остановился на Кресте. Он всмотрелся в его юное, открытое лицо и внезапно где-то в глубине его души наконец-то окончательно установилась уверенность, что он поступил правильно, не рассказав Жаку-Франсуа о прошлом его брата.

«Пусть он помнит его вот таким. Полным света и надежд. Помнит Кристиана-Пьера, которым он был когда-то, а не Креста, которым он стал… Крест сполна заплатил за все и заслуживает доброй памяти. Пусть покоится в мире».

Но он, разумеется, не произнес это вслух.

– Вы с братом очень похожи, – только и сказал Нил и, отведя взгляд от портрета над дверью, посмотрел на Жака-Франсуа.

– Только внешне, – граф улыбнулся, но его улыбка вышла грустной,

с каким-то странным смирением. – К сожалению, вынужден признать, что мне никогда не стать таким, как Крис. Мы слишком разные. Он был энергичным, подвижным, веселым, смелым. А я, наоборот, слишком тихим и спокойным. Он успевал везде и всюду, делал, что хотел. Казалось, дай ему шанс – и он сможет перевернуть весь мир. Мне же больше нравилось наблюдать за жизнью со стороны, не участвуя в ней. Просто следить за ее бурным течением и размышлять. По характеру я – полная противоположность Криса, а потому стал настоящим разочарованием для отца. Поначалу он еще пытался перекроить меня на свой лад, словно бы пытался сделать второго Криса, но со временем понял, что это невозможно, и оставил свои попытки. К тому же, после ухода Криса он стал менее настойчивым. Он так и не оправился от этого удара. А тут еще и я со своей непохожестью. Но у него не было выбора, он вынужден был назначить меня своим наследником. Хотя я бы не возражал, если бы все сложилось иначе. Если бы Крис вернулся, я бы с удовольствием уступил ему его место, – он помолчал несколько секунд, а затем добавил, меняя тему. – Машина готова. Мы можем ехать, – и вышел из библиотеки.

Нил еще раз взглянул на портрет и последовал за графом.

На кладбище было тихо и безлюдно. И мирно. Словно это место каким-то непонятным образом вырвалось из шумного мира жизни, кипящей за низенькой оградой из необработанного камня, и существовало по своим собственным законам – законам тишины и застывшего безмолвного покоя спящих вечным сном под потрескавшимися от времени и поросшими увядшей травой плитами. Пахнущий зимой и солью ветер беззвучно гнал влажную почерневшую листву…

Следуя за графом, Нил обогнул старую церковь, чьи темные острые шпили упирались в серую прозрачность неба, и они медленно пошли по узкой тропинке, петляющей между могил, засыпанных листьями вперемешку с грязным тающим снегом и с покосившимся кое-где крестами.

Дорога прошла в молчании. Жак-Франсуа сосредоточенно вел машину и казался целиком поглощенным этим занятием. Нил же удобно устроился на соседнем сидении и равнодушно смотрел, как проплывает за холодным стеклом унылый зимний пейзаж. Думать ни о чем не хотелось. Мерное покачивание и тихое урчание автомобиля убаюкивало, и постепенно он задремал. К несчастью, дорога оказалась не слишком длинной, и спустя четверть часа машина не спеша прокатилась по узким улочкам города и замерла перед городской церковью. И вот он уже шагает за графом в застывшей тишине, вдыхая холодный влажный воздух.

Обогнув очередной холм, покрытый торчащими в разные стороны сухими стеблями травы, тропинка резко повернула в сторону и… Нил с трудом удержался, чтобы не открыть от изумления рот.

Прямо перед ним, возле самой ограды, возвышался широкий свеженасыпанный могильный холм. Дорожка вокруг него была вымощена мраморной плиткой, а в основании высился мраморный постамент с отделанной изящной резьбой траурной доской в центре и статуей наверху. Вернее, статуй было две. Мужчина и женщина. В мужчине Нил без труда узнал Креста. Правда, и здесь он больше походил не на того мужчину, которого он знал, а на того мальчика со смеющимися глазами и притаившейся в уголках губ улыбкой, который был изображен на портрете в библиотеке графского замка.

«Хотя, нет. Здесь он постарше, – мысленно отметил Нил, ошеломленно разглядывая статую. – И все же так молод. Лет шестнадцать. Или, быть может, восемнадцать».

Он перевел взгляд на женщину и снова испытал шок. Несмотря на то, что она, как и Крест, была изображена совсем юной, Нил сразу же узнал ее. Это была одна из медсестер, что ухаживала за ними в военно-полевом госпитале 1480. Женщина с пышными каштановыми волосами, добрыми карими глазами и ласковыми руками. Та самая, которая была подругой.

«Жоа…»

Стоило Нилу лишь вспомнить это имя, как перед его глазами, словно наяву, встал знакомый образ: водопад огненных локонов, едва удерживаемых скромной белой косынкой медсестры, яркие фиалковые глаза, озорной носик и полные чувственные губки. Ему даже на мгновение показалось, что он услышал ее звонкий, согревающий душу смех. Нил нахмурился и мысленно отчитал себя за легкомыслие.

«Ты стоишь перед могилой друга и его женщины, которые погибли совсем недавно! – строго напомнил он себе. – Как ты можешь в такую минуту думать о какой-то там девушке, пусть даже такой милой и красивой, как Жоа?!! Ты пришел сюда, чтобы отдать последнюю дань уважения своему другу, не так ли? Так сделай это как положено! Сейчас определенно не место и не время для подобных и, к тому же, совершенно глупых, напрасных и пустых мыслей. Неужели ты растерял последние остатки чести и совести, Кардинал? Тем более, что тебя и мадемуазель Дюваль ничего не связывает. Ей нет до тебя никакого дела. Она даже не узнала тебя. Да и виделись вы всего два раза и то благодаря случайному стечению обстоятельств. Так что тебе лучше выбросить ее из головы как можно быстрее и заняться своими собственными делами! Так

будет лучше. Для всех. И, в первую очередь, для тебя самого! – Нил нахмурился еще сильнее и незаметно тряхнул головой, прогоняя образ рыжеволосой медсестры-француженки, и снова посмотрел на статую женщины. – Антуанет… Значит, это была Антуанет. Женщина, которая любила Креста на протяжении восемнадцати лет. И которую любил Крест. – Нил вспомнил странную просьбу друга в то утро, перед самым боем, который унес его жизнь. – Точно любил. Вот уж действительно, иногда судьба преподносит нам неожиданные сюрпризы. Встретиться спустя столько лет. И где? В военно-полевом госпитале! И, не успев встретиться… погибли. Оба. Жестоко. И несправедливо. Впрочем, как и вся наша жизнь. Но… – неожиданно пришедшая в голову мысль снова заставила Нила тревожно вздрогнуть. – Жак-Франсуа сказал, что Антуанет погибла во время налета, когда они перевозили раненых. А Жоа говорила, что они работают вместе. Значит, во время налета Жоа тоже была там. А если погибла Антуанет, то… Господи, неужели Жоа тоже… – мысль повисла в воздухе. Нил не мог заставить себя закончить ее. Мир пошатнулся и завертелся в сумасшедшем вихре, уплывая в шагнувшую навстречу темноту. Нил внезапно ощутил, как тревожно сжалось сердце, перед глазами затрепетала серая туманная пелена, а где-то глубоко внутри, затопляя душу ледяным холодом, зашевелился отвратительный липкий страх. По телу разлилась неприятная слабость, а колени мелко задрожали. Усилием воли он взял себя в руки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Помогло. Дрожь прекратилась, туман перед глазами рассеялся. Он тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. – Нет, не может быть! Все это глупости!!! Игра воображения!!! С такой же вероятностью можно предположить, что Жоа там не было. Она могла быть в это время в другом госпитале. Она сама говорила, что их частенько отправляют в соседние госпиталя, когда там требуется помощь. Кроме того, даже если во время налета она была там, это вовсе не означает, что она была ранена или погибла. Да и какое мне, собственно, дело?!! – с внезапной яростью подумал Нил. – Какая МНЕ разница, что произошло или происходит сейчас с этой рыжей медсестрой?!! Она ничего не значит для меня, как и я для нее, так какого черта?!! Эта встреча в 1480 была всего лишь случайностью. Скорее всего, мы больше никогда не встретимся. К тому же, не похоже, чтобы мадемуазель Дюваль испытывала хоть какой-то интерес к моей персоне. Я для нее был всего лишь одним из множества пациентов, за которым она должна была ухаживать. Это было ее обязанностью. Вот и все! Так что прекрати думать о ней, Нил Лэганн! К тому же, такая девушка все равно не для тебя! Ты только испортишь ей жизнь. Кроме того, это совершенно бесполезно, потому что вы больше не встретитесь!»

– Что с вами, месье? – бархатный голос графа неожиданно ворвался в его сознание. Нил вздрогнул и, подняв голову, встретился со взглядом черных глаз, в которых светилось беспокойство. – Вы побледнели. Вам плохо?

– Нет, – Нил покачал головой и заставил себя улыбнуться. – Все в порядке. Просто задумался, – чтобы отвлечь внимание Жака-Франсуа, он кивнул на статую. – Просто изумительно. Великолепная работа.

– Да, – согласился граф. – Абсолютно с вами согласен – работа просто изумительная. Ее сделал месье Моррель. Он – резчик по камню и уже много лет живет в Лавферезе. Совсем уже старик, но каждое его творение – шедевр. Что еще более удивительно, он сделал это по памяти. Он знал и моего брата, и Антуанет. К тому же, он был хорошим другом отца Антуанет, покойного месье Делакруа, так что это скорее дань памяти Антуанет, чем моему брату. Впрочем, какое это имеет значение? По какой бы причине месье Моррель ни сделал это, его творение все равно прекрасно.

Нил смог лишь молча кивнуть головой в знак своего полного согласия. Выразившись столь высокопарно, Жак-Франсуа нисколько не погрешил против истины – статуи действительно были великолепны. Чувствовалось, что мастер не просто выполнял заказ, но вложил в это дело всю свою душу и умение. И в его искусных руках мертвых холодный мрамор ожил, превратившись в юношу и девушку. Они стояли совсем рядом. Правой рукой юноша обнимал талию девушки, словно поддерживая ее, чтобы она ненароком не оступилась. Спина и плечи девушки были чуть откинуты назад, создавая впечатление, что она опирается на обнимающую ее руку. Лица Креста и Антуанет были обращены друг к другу, а на губах играли улыбки. Невидимый ветер развевал их волосы и юбку Антуанет. Они выглядели такими юными, одухотворенными, полными жизни, радости и света, что Нилу на мгновение показалось, что еще секунда – и они действительно шагнут со своего мраморного пьедестала и, смеясь, пойдут к нему навстречу.

– Не знаю, что там было между моим братом и Антуанет, – продолжал между тем Жак-Франсуа, – но здесь они выглядят так, словно действительно любили друг друга.

– Они любили, – тихо ответил Нил, не отрывая взгляда от каменных лиц, озаренных любовью и счастьем.

– Что? – переспросил граф и, обернувшись, удивленно посмотрел на Нила.

– Они любили, – спокойно повторил тот. – Антуанет Делакруа работала военной медсестрой. Она и Крест встретились в сентябре этого года в военно-полевом госпитале 1480. Она ухаживала за нами. После… В тот день… – Нил споткнулся, – когда его снова ранили, – наконец неуклюже продолжил он, – рано утром, перед боем ваш брат попросил написать ей, если с ним что-нибудь случится. Он сказал, что не хочет, чтобы она ждала понапрасну. Я выполнил его просьбу.