Когда мы встретимся вновь

Ellada

– Неужели общественное мнение столь важно для вас?

– Да. Оно очень важно для меня, – строго и без тени смеха ответила она. – Разумеется, человек вашего положения может позволить себе не обращать внимания на такие мелочи, как пересуды в бомонде. К тому же, вы – мужчина. Мужчинам многое прощается. Но мой пол, мое положение и моя профессия делают меня зависимой от моей репутации, а ваши откровенные знаки внимания совсем не помогают мне ее сохранить. Наоборот, они делают эту задачу невыполнимой. Поэтому я прошу вас прекратить.

– А если я откажусь? – тихо спросил Альберт, но ему самому не понравилось, как это прозвучало. Словно шантаж…

– Разумеется, вы можете так поступить, – согласилась девушка. И то, как она произнесла эту фразу – совершенно спокойно, без

негодования и обиды – сказало ему, что она ожидала подобной реплики. Умом Альберт понимал, что, вероятно, у нее имеются достаточно веские основания, чтобы судить о нем именно так, но непослушное своенравное сердце невольно сжалось от боли и негодования, – Сейчас вы в более выгодном положении, чем я, – между тем продолжала Шанталь, подтвердив его предположения, – и я уже говорила, почему. Поэтому я и пригласила вас сюда. Поэтому я прошу вас. Театр – мой единственный источник доходов, единственный заработок. Кроме того, есть люди, чья жизнь зависит от меня. Поль, мистер Воган, наша труппа и… и еще кое-кто. Для вас это всего лишь игра.

Эти слова полоснули по сердцу острой болью.

– Это не игра! – яростно и возмущенно возразил Альберт.

– Нет, именно игра, мистер Эндри, – твердо повторила актриса, не позволив ему закончить. – Я для вас всего лишь забава, развлечение, о котором вы забудете сразу же, едва пройдет первый пыл. А он пройдет довольно скоро, поверьте мне. Я не раз видела, как это происходит. Но то, что скрасит вашу скуку и подарит вам несколько приятных мгновений, уничтожит мою жизнь, а также жизнь тех, кто так или иначе зависит от меня. Ваше развлечение обойдется мне слишком дорого, мистер Эндри. Боюсь, я не в состоянии заплатить такую цену.

Она замолчала, напряженно глядя вдаль неподвижным невидящим взглядом. В комнате воцарилась гробовая тишина.

– Для меня это не игра, мадемуазель, – внезапно громко произнес Альберт. Его голос звучал твердо и резко, и как-то строго, а слова падали в застывшую тишину, подобно тяжелым камням. – Мои чувства к вам – не пятиминутное увлечение. Я понимаю, что все произошло слишком быстро. Мы почти незнакомы, поэтому мои слова и поступки кажутся вам странными и неестественными, но я действительно люблю вас. С той минуты, как увидел вас на сцене в образе Мессалины. Нет, не так! В тот момент я был ошеломлен, опьянен. Но после, в тот момент, когда мы столкнулись здесь, в этой гримерной, я понял, что люблю вас. Я сделаю все, чтобы мы были вместе. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Навсегда.

– Навсегда, – тихо повторила Шанталь и, грустно усмехнувшись, медленно обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. – И в каком же качестве вы хотите видеть меня рядом, мистер Эндри? Официальной любовницы? Женщины, на которую на улице будут показывать пальцем? – она помолчала несколько мгновений, а затем прищурилась и добавила резко и грубо. – Шлюхой аристократа?! И что дальше?

– Вы не понимаете, – отчаянно попытался возразить Альберт, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

– Нет, я все понимаю, мистер Эндри. И даже лучше, чем мне бы хотелось! Это вы не понимаете. В вашем замечательном плане, придуманном затуманенным страстью мозгом, есть небольшие, но весьма существенные изъяны. И вы, и я знаем, что у наших отношений нет будущего. Вы не сможете жениться на мне. Мое положение, моя профессия и… еще ряд обстоятельств делают это невозможным.

– Обстоятельства?

– Да, обстоятельства. Может быть, вы и привыкли всегда и все делать по-своему, но это не тот случай, поверьте мне. Жизнь диктует свои правила, и мы будем вынуждены им подчиниться. Вы – наследник самой богатой, могущественной и уважаемой семьи Чикаго, а я – актриса. Всего лишь театральная актриса, которая зарабатывает на кусок хлеба, играя пьесы на подмостках. Я не стыжусь своей профессии – это честный труд, который ничуть не хуже любого другого – но и не питаю иллюзий по поводу своего положения и своих возможностей. Общество никогда не признает ни меня, ни наш брак. И даже вы со всей своей властью и деньгами не можете изменить это. Вы сможете заткнуть рот одному, другому, трем, десяти, но не всему миру! И что тогда? А вы подумали, что

станет с нашими детьми? Допустим, я могла бы согласиться и прожить жизнь отверженной, но обрекать своих детей на подобное существование? Никогда! Так что, как видите, мистер Эндри, положение любовницы – это все, что вы можете мне предложить!

– Это неправда!!!

– Это правда, – устало перебила его Шанталь. – И мы оба это знаем. Только у меня хватает еще и благоразумия признать это, поэтому я прошу вас: прекратите. Перестаньте преследовать меня, пока это не причинило боль нам обоим и тем, кто нам дорог. Возможно, вам безразличны мнение окружающих и ваша жизнь, вы можете себе позволить такую роскошь и не обращать на них внимания. Ваши власть, деньги и положение заткнут рот завистникам и не позволят дурным языкам причинить вам ощутимый вред. Но у меня нет такой защиты. И мне небезразлично мнение окружающих и моя репутация. Мне никогда ничего не давалось даром, мистер Эндри. Все, что я имею, стоило мне немалых усилий и долгого и упорного труда. И все это, вся моя жизнь, зависит от мнения общества. Я знаю, что почем в этой жизни, поскольку всегда и за все платила сполна. Но я не могу заплатить ту цену, которую вы требуете, – Альберт открыл было рот, но она подняла руку, не позволив ему заговорить. – Если вы действительно любите меня, как говорите, то оставьте меня в покое. Забудьте о моем существовании. Навсегда. У нас никогда ничего не получится, более того, в погоне за несуществующими миражами мы можем потерять то, что имеем, сломать жизнь себе и другим, а в итоге все равно останемся с разбитыми сердцами и болью и разочарованием в душе. Это слишком высокая цена за несколько месяцев блаженства. Слишком высокая, поймите. Эта игра не стоит свеч. Так давайте воспользуемся горьким опытом тех, кто сыграл в нее до нас, и положим ей конец сейчас, пока не случилось непоправимое.

Снова воцарилась тишина. Альберт молча смотрел на красивую темноволосую девушку с глазами, полными усталости и бесконечной печали. Сейчас перед ним была Шанталь. Не один из придуманных образов, которые она с таким талантом воплощала на сцене, но обычная живая женщина. Женщина, которой навсегда принадлежало его сердце и которая отказывалась его принять. Ему хотелось кричать, что она не права, что все на самом деле не так, что он сможет защитить ее, но это было ложью, и он это знал. Он не мог лгать ей. Особенно так. Поэтому он молчал и всматривался в дорогие черты, словно хотел оттиснуть их в своей памяти навсегда.

– Вы правы, – наконец произнес Альберт и вздрогнул, услышав свой глухой, безжизненный голос.

– И… Каков будет ваш ответ? – едва слышно прошептала она.

– Я выполню ваше желание, мадемуазель.

Эти слова прозвучали холодно, строго, официально и… пусто. Прошелестели по комнате и застыли навеки беззвучным эхом. Шанталь почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, неожиданное рыдание перехватило горло, но она подавила его и опустила ресницы.

– Спасибо, – собрав последние остатки сил, спокойно ответила она, кончики губ чуть изогнулись в дрожащей призрачной улыбке искренней благодарности. – Значит, я в вас не ошиблась. Прощайте, мистер Эндри.

Альберт горько усмехнулся и покачал головой.

– Вы – нет. Но я ошибся. Ошибся в себе, – он замолчал, глядя на нее странным отчаянно-пустым взглядом. – Впрочем, может быть, ошиблись и вы, – внезапно добавил он и направился к ней.

Шанталь молча смотрела, как он приближается, в темных глазах светилось удивление. Альберт остановился перед девушкой и, обняв ее за плечи, резко притянул к себе. От неожиданности она так растерялась, что не смогла произнести ни слова и просто смотрела на него ошеломленным взглядом. Секунду они так и стояли, глядя друг другу в глаза, а затем Альберт со страстью и отчаянием поцеловал ее. Мягкие теплые губы изумленно дрогнули под его губами, отвечая на поцелуй. На мгновение время прекратило свой бег. Маятник замер на полувзмахе, подарив им кусочек вечности. И снова все пошло своим чередом. Альберт медленно выпрямился, глядя в растерянные, затуманенные слезами и страданием глаза, опушенные длинными темными ресницами, и нежно коснулся кончиками пальцев ее щеки.