Когда налетел норд-ост

Мошковский Анатолий Иванович

— Товарищ корреспондент, — вдруг услышал Виктор.

Это обращение резануло его своей официальностью. Он обернулся и увидел перед собой Котлякова. У него было натянутое, одеревеневшее и в то же время взволнованное лицо. Похоже, он хотел сказать что-то очень важное. — Можно вас на минутку?

— Слушаю вас. — Виктор не сдвинулся с места.

— Видите, как все неладно получилось, — тяжело, подчеркнуто тяжело вздохнул старпом, — я ведь вас предупреждал: у нас трудный коллектив, и вы себя плохо чувствовали. Вам надо было попроситься на более передовой и удобный

в смысле бытовых условий траулер…

— Зачем? Я не для этого приехал сюда. Я увидел у вас все, что хотел.

— Я так и знал! — Старпом не смог скрыть горечи и разочарования. — Я так не хотел этого… Поймите же, условия жизни влияют и формируют характеры… Да, мы взяли порядочно рыбы, но этот скандал, эта возмутительная драка! Она бросает тень на наше судно. Поверьте, это случайно и очень нетипично. Я настоятельно прошу вас не касаться этого в своей статье…

— Случайно? — холодно посмотрел на него Виктор. — Я не считаю, что это случайность.

— Нет, молодой человек, вы не правы… Я десять лет на флоте и не вспомню случая, чтоб дело доходило до рукоприкладства. Это же немыслимо и несовместимо со званием советского моряка…

— Бывают случаи, когда надо не рассуждать, а бить в морду! И чем сильней, тем лучше.

Худое, туго обтянутое кожей, дубленное ветром лицо Котлякова стало необычайно озабоченным. Видно, такого поворота беседы он не ожидал.

— Я с вами, товарищ корреспондент, в корне не согласен. На это есть товарищеский суд, милиция и, наконец, органы правосудия. Если вы об этом случае упомянете, я вынужден буду написать в редакцию опровержение.

— Это ваше дело, пишите… Мне пора.

Виктор быстро пошел к рубке. Из двери ее высунулся Аксютин и закричал:

— Готовьтесь, ваш «Пестель» на горизонте!

Виктор бросился в свою каюту.

— Ну и темп! Надоели мы вам. Не дождетесь, когда избавитесь от всех? — усмехнулся повстречавшийся ему в коридоре Бубликов.

— Помолчал бы ты! — сказал Виктор и покраснел.

Он заставил себя минут пять посидеть в каюте и только потом не спеша, будто даже нехотя, вышел на палубу. К ним медленно приближался громадный, внушительный, в белых надстройках и мачтах корабль — именно корабль, а не какое-то там рыболовецкое суденышко.

Вверху, на рострах, неподалеку от бочки с кислой капустой и помидорами, раздавались крики: матросы там спешно расчехляли шлюпку, готовили весла, проверяли блоки шлюпбалок.

— Кто пойдет на шлюпке? — спросил Сапегин.

— Мы с боцманом, Бубликов и Сергеев, — ответил Лаврухин и стал четко отдавать команды. Завизжали плохо смазанные блоки, и тяжелая большая шлюпка медленно поползла вниз.

Все, кто не спал после вахты или не шкерил рыбу, были здесь, и к борту уже прилаживали штормтрап — два толстых пеньковых каната с деревянными перекладинами-ступеньками.

— Ну всего, москвич, — Сапегин протянул Виктору пухлую руку и облил девичьей — все-таки она была девичья — синевой своих глаз. — Не поминайте лихом, что могли, то показали, а что не могли, то не могли.

— Да что вы. Я очень вам благодарен…

—

Не за что… Уж извините, если что не так…

— Что вы, Петр Никитич, все было как нужно.

— Ой ли? — Сапегин громко рассмеялся и полным лукавства и веселья взглядом посмотрел на Виктора, и вдруг отрывисто сказал стоявшему рядом Бубликову: — Почему здесь нет Перчихина? Я ведь просил передать ему: представился удобный момент — если хочет, пусть списывается с судна и предпринимает против нас все, что желает. Сбегай напомни ему…

Бубликов скрылся за надстройкой.

Шлюпка между тем криво съезжала на тросах вниз, коснулась воды и резво закачалась на волне. Лаврухин с боцманом спустились на нижнюю палубу. Третий штурман потирал от удовольствия руки: наконец-то можно размяться, прокатиться по высокой волне, показать себя, покомандовать людьми, и он весело подмигнул Виктору:

— Хороша будет прогулочка!

Первым спустился, привычно соскользнул в шлюпку боцман Косых. Он был в зимней шапке и замасленной стеганке. За ним с чемоданом в руке полез Петров, потом какой-то матрос.

— Бывай, Витька, — крепко пожал руку Виктора Северьян Трифонович, — не забывай рыбаков, приезжай еще. Я такого палтуса копченого изготовлю персонально для тебя — пальчики обсосешь…

Виктор пожал много рук — твердых и костистых, мягких, шершавых, с мозолями и шрамами. Один лишь Гвоздарев отодвинулся за Шибанова, чтоб не подать Виктору руки, и едва слышно процедил сквозь желтые лошадиные зубы:

— Скатертью дорожка, только жрал наше да путался под ногами…

БМРТ нетерпеливо загудел, и тралмейстер хрипло сказал Виктору:

— Ну полезай, что ли… Вишь, торопятся, недосуг ждать пассажиров… — Последнее слово опять резануло Виктора, но обиды уже не было.

В это время возле штормтрапа появился Бубликов.

— Чего ж один? — спросил Сапегин.

— Он сказал, что не поедет. Не хочет. Остается.

— Его дело, — жестко сказал капитан. — Тогда полезай в шлюпку.

Виктор перекинул ногу через фальшборт, уперся в деревянную перекладину, стал заносить вторую ногу, и здесь у борта появился Аксютин.

— Ну пока, — он не мог пожать руки Виктора, потому что тот судорожно вцепился в шершавое железо фальшборта, и второй штурман прикоснулся своей теплой ладонью к руке Виктора, помахал ему. — Я на вахте, не могу долго…

Штормтрап сильно качался, Виктор спускался медленно, неловко, дергая в воздухе то одной, то другой ногой, ловя следующую перекладину. Наконец он достиг пляшущей на воде шлюпки, опустился на сиденье, крепко держась за борта. До чего ж она оказалась верткой и ненадежной на волне, и трудно было поверить, что на ней можно пуститься в плавание по неспокойному морю. Сверху на бросательном конце спустили чемодан Виктора. Боцман с силой оттолкнулся от борта, Лаврухин лихо крикнул: «Береги весла!» — и матросы подобрали их, чтоб волной не стукнуло о борт. Когда шлюпку отнесло, третий штурман, ладный и подтянутый, с выколотым голубым бригом на тыльной стороне ладони, так же лихо и молодцевато закричал: