Шрифт:
КОГДА НАЛЕТЕЛ НОРД-ОСТ
Глава 1
НЕЗНАКОМЕЦ
Колька
Он ждал ребят и слушал, как бабка гремит во дворе чугунками, как тяжело шаркают ее ноги. Бабка была не в духе: три дня назад съехал от них жилец, и никто с тех пор не поселился.
А ведь дом их стоял на Набережной улице, метрах в тридцати от моря, и все четыре месяца отбою не было от «дикарей». Чтобы они не беспокоили напрасно, Колька по бабкиной просьбе плакатным пером жирно начертил на картонке: «Мест нет», совсем как в столичной гостинице, и гвоздиками прибил к заборчику. Теперь картонку сняли.
Колька ждал ребят, чтобы пойти с ними на «археологические раскопки» в Лермонтово. Бабка вначале и слушать не хотела об этих раскопках: «Нечего без дела шататься! Лучше сбей ящик под виноград: все время спрашивают на рынке». И не пустила бы, если бы Колька не сказал, что с ними идет учитель истории, а Иван Григорьевич очень заметный в Джубге человек, заметный и нужный — как-никак депутат сельского Совета.
Колька щурился на солнце и смотрел на скамейку с весами у калитки — персональный бабкин базарчик. На одной чаше — гири, на другой, уравновешивая их, — горка винограда. Нахальный воробей прыгал по сливам и грушам в тазах. Потом прыгнул на весы. Чирикая и хлопая крыльями, он энергично клевал виноград и резко клонил чашу.
Колька любовался его храбростью и ловкостью.
— Кыш, охальник! — закричала со двора бабка: хоть и занимается по хозяйству, а глаз с весов не спускает. — Ты что не сгонишь?!
Колька зевнул и пожалел улетевшего воробья.
Подошел Тузик, тихий и сытый пес черной масти, и Колька стал играть с ним, но кто-то в плавках свистнул Тузику, и пес, радостно помахивая хвостом, побежал за ним в сторону кафе, откуда ветер доносил запах подгоревшего мяса. Но что так долго нет ребят?
Колька стал кедом чертить на земле круги.
— Почем сливы? — спросил кто-то.
— Тридцать копеек. — Колька даже головы не поднял.
— А груши?
— Семьдесят.
Колька выплюнул ореховую скорлупу. До чего наскучили все эти вопросы, эти вздохи и ворчанья бабки, эта нудная обязанность присматривать за базарчиком!
— А приткнуться у вас можно?
Колька потянулся и поднял голову.
— Мо… — Он не договорил, и глаза его чуть расширились от того, что он увидел.
Перед калиткой стоял загорелый человек в закатанной выше локтей ковбойке, с огромным рюкзаком за спиной. На нем были узкие спортивные брюки, кеды такие же, как и у Кольки, — синие с белым. На одном плече человека висело в чехольчике ружье для подводной охоты, это Колька сразу определил по выпирающим частям: с такими ружьями любят приезжать к ним с севера, особенно студенты, один даже у них останавливался.
Однако
Что это? Сборная байдарка? Нет, она заняла бы гораздо больше места. Что ж тогда?
— Я сейчас… Не уходите… — Колька бросился к бабке.
Бабка в глубине сада насосом качала из колодца воду в огромное корыто.
— Там один к нам просится, — громко зашептал Колька, — странный какой-то… В руках у него что-то…
Бабка вытерла о передник руки и, грозная в своей тучности и многоопытности, колыхаясь большим телом, двинулась к калитке. Колька, немного отставая, шел сзади и чувствовал, как у него гулко бьется сердце. Он еще не мог понять, в чем дело. За свою жизнь он встречал и провожал сотни самых разных отдыхающих, но в этом было что-то непохожее на всех, кого он знал. И потом этот непонятный предмет в чехле.
Бабка между тем подплыла к калитке, а Колька остановился чуть поодаль и замер.
— Один? — спросила бабка.
— Как видите.
— Проездом?
— Нет. Думаю пожить. Уж очень расхваливают у нас вашу Джубгу. Говорят, на всем Кавказском побережье нет места распрекрасней.
— Правильно говорят, входи. — Бабка отвернулась и с осанкой тяжелого, перегруженного разными товарами и поэтому давшего большую осадку фрегата двинулась к дому.
Приезжий прислонил к стенке террасы оба предмета в чехлах и, не снимая громадного рюкзака с множеством карманчиков и застежек, втиснулся в темный коридорчик. Колька тотчас подошел к террасе, попробовал пальцем грубый чехол — палец наткнулся на твердое и гладкое. Что это? Что?
Затем шмыгнул в коридор и сунул голову в крохотную комнатенку, из которой три дня назад съехал тихий худой человек неопределенных лет.
— Здесь, — сказала бабка. — Подойдет?
— Тихая?
— Откуда ж быть шуму? У нас детей нет. Почти нет.
Приезжий огляделся, провел рукой по коротким темным волосам и вытер со лба капли пота.
— Свет есть? Читать и бриться можно?
— А как же. Нет только днем…
— А сколько дерешь? — Колька поразился прямоте этого человека, другие обычно спрашивают поосторожней, заискивают перед бабкой.
— Как везде. Не я цену устанавливала…
— Рупь, значит?
— Зато отдельное помещение. Только уговор — никого не водить. Человек ты молодой, а…
— Не за этим приехал, бабка.
— А что это у тебя груз такой чудной-то? («Ага, помнит про чехлы!», — подумал Колька). Все больше приезжают с чемоданами, а ты с мешками и чехлами…
— Кому что, бабка… Я человек не чемоданный. Словом, ничего. Остаюсь. Хоть комнатенка и дрянненькая. Зато море почти в кармане. Ничего.
— Ох какой ты! — сказала бабка.
— Какой? — с интересом спросил приезжий.
— Жене с тобой небось несладко… Женат али холостой?
— А ты, однако, любопытна. У тебя дочки нет?
Колька хохотнул.
— Ага, и ты здесь! — парень обернулся к нему. — Что ж сразу меня не пустил? Испугался?
Колька даже немного обиделся:
— С чего бы?
— Ну мне пора, — сказала бабка, — и дай немного денег вперед. Задолжала.
— Нравится мне! — воскликнул приезжий. — Не успел порог переступить — и уже денег! Больше ничего не попросишь?