Когда нам семнадцать
Шрифт:
Филя добродушно пожал плечами:
— Силенок у тебя не хватит, вот и все!
— Силенок! Хо-хо, сказанул! Да их еще, может, больше, чем у тебя!
Филя улыбнулся и с несвойственной ему быстротой схватил Вовку одной рукой за шиворот, другой — пониже спины, приподнял его над головой и тотчас же осторожно поставил на ноги. К нашему удивлению, Вовка спокойно сказал:
— Ну и что? Сила-дура у тебя, и все. А вот Седов с двумя собаками ходил…
— Так то же был Седов!
— И у Вовки есть знаменитые псы — Шарик и Малявка, — сорвалось у меня с языка.
Сказать
Упоминание о знаменитых псах распалило Вовку больше, чем проделка Романюка. Дело в том, что Шарик был обыкновенной дворнягой с отвислыми ушами. Малявка вообще была ничто: маленькая, на кривых ножках, она и лаем и всем своим видом напоминала велосипедный звонок.
— Собак вспомнил… — подступил уже ко мне Вовка. — Если по-серьезному, так я лучше любого из вас подготовлен для Чукотки. Морозов не боюсь — раз. На лыжах хожу отлично — два.
— Чемпион! Первый в мире, второй по Сибири.
— Чемпион не чемпион, а такому, как ты, дам десять очков вперед! Хоть сейчас на Ангару!
— Что же, пошли! — Я наотмашь провел рукой по ершику Вовкиных рыжеватых волос.
Звонок прервал нашу ссору.
— Ты, Рубцов, трус. Хуже, всякой Малявки! — прокричал Вовка мне вслед.
Сидя за партой, Вовка петухом поглядывал по сторонам. В классе уже знали о нашем разговоре.
— Вовка Челюскинец! — потихоньку острила Чаркина.
По классу перекатывался чуть слышный смешок. А мне было не по себе. Разговор с Вовкой получился грубый, и я ему ничего не доказал.
— Ты возьми да и обставь его на лыжах, — успокаивал меня Игорь. — Организацию соревнований я беру на себя!
Глава вторая
«ДУЭЛЬ»
Своенравна Ангара. Февраль на дворе, по озерам и рекам, скованным льдом, тянутся вереницы обозов, снуют пешеходы, а Ангара по-прежнему озорует. Из голубой сделалась синей, окаймилась белоснежными заберегами, точно разоделась в меха, и мчится, спасаясь бегством от лютого мороза. А тот уже разозлился не на шутку: крепчает, стелет по реке седые туманы, хочет обманом взять. Зверем бросается река на бой с ледяными оковами, дыбится торосами, и, не смиренная, ощетинившись своим заледенелым хребтом, так и остается коротать остаток зимы…
Я стою на краю отвесного берега. Передо мной Ангара, по-зимнему молчаливая, в холодном блеске солнца. На всем пространстве реки, куда хватает глаз, торчат ледяные скалы — торосы. Присыпанные снегом, они издали напоминают густой лес, поваленный бурей.
Дует шквалистый ветерок. Время клонится к вечеру.
Лыжня, на которой я остановился, круто сбегает вниз, вьется меж торосов и, уткнувшись в дорогу, идущую поперек реки, теряется из виду. На дороге люди, автомашины, повозки. А дальше снова ледяные скалы, и лишь где-то вдалеке виднеется ровное снежное поле. Это остров, залитый водой в ледостав
Оттолкнувшись палками, я покатил вниз. Ветер свистел в ушах, ноги не чувствовали опоры. Подскочив на трамплине, забыл вовремя нагнуться, но ничего, устоял…
— Молодчина! — донесся чей-то голос.
Неподалеку, среди торосов, я увидел знакомый зеленый шарф и красную шапочку.
— Ты здесь? — спросил я, подъехав к Тоне.
— Странный вопрос! — Она опустила глаза. — У вас же дуэль…
На раскрасневшихся щеках Тони появились слегка заметные ямочки. У нее была привычка смеяться как-то молча, про себя. Иногда в середине разговора ей точно залетала в рот смешинка. Она плотно сжимала губы, а на щеках у нее проступали ямочки.
— Дуэль, говорю назначена, — повторила Тоня, — между двумя юношами.
— Что же здесь смешного? Ну, поспорили. Ну, решил ему доказать. Соревнование, вот и все, — попытался объяснить я.
— Если бы просто соревнование, ребят пригласили бы!
Опершись на палки, Тоня с усмешкой смотрела на меня, а я уставился на ее косы — русые, тугие, не умещавшиеся под вязаной шапочкой и лежавшие на плечах. «Дернуть бы тебя за косы, чтобы не вредничала», — со злостью подумал я, но тут же про себя усмехнулся: — «Попробуй-ка!»
— Между прочим, — продолжала Тоня, — вы все так тонко обставили, что нигде, кроме городского базара, о вашей дуэли не знают. В классе даже объявление вывешено с приглашением.
— Мы не вывешивали!
— Ну, не знаю… Маклаков прямо чернилами на газете расписал. — Тоня оглянулась. — Так где же твои секунданты — могучий Филя и верный Игорь?
Я молчал. Действительно, все было известно.
— Игоря я понимаю, — все с той же усмешкой говорила она, — обидели его закадычного друга. А Филя? Такая ученая личность, и вдруг… секундант!
Я все молчал. Тоня взмахнула палками и покатила к острову. Отъехав немного, обернулась, помахала рукавичкой:
— По правде говоря, люблю дуэли!
Я долго не мог двинуться с места. «Смеется, а все же пришла… Почему я так глупо с ней разговаривал?»
Мимо меня, быстро перебирая палками, пролетел Вовка. За ним, смешно задрав хвосты и заливаясь лаем, бежали Шарик и Малявка.
«Челюскинец», — усмехнулся я и не спеша тронулся за Вовкой. Неподалеку от острова дорогу мне преградила длинная фигура в белых бурках, добротной шубе и каракулевой шапке. Это был Андрей Маклаков.
— Рубчик, наше вам-с! Где мордобой устраиваете? — Черноватое, с широкими скулами лицо Недоросля расплылось в улыбочке.
На острове возле тальника жгли костер Филя и Игорь. Здесь же, подбрасывая ветки в огонь, со скучающим видом грелась Тоня. Вовка с собаками устроился чуть подальше. «В самом деле, как на настоящей дуэли»…
Вдалеке, где кончалась ровная, засыпанная снегом площадка острова, виднелся красный флажок.
— Дотуда и бежать, — деловито объяснял Филя. — Ровно километр. А если трижды сбегать туда и обратно, будет и все шесть… Ясно?