Когда нам семнадцать
Шрифт:
— А я тоже не собираюсь на отцовской шее сидеть. Ясно? Давай, Лешка… — Для надежности Игорь осмотрелся. — Двинем радистами на полярную станцию!
— Куда, куда? — спросил я скорее от того, чтобы не выдать охватившего меня волнения. Полярная станция. Радист-полярник. Как мне-то не пришло этого в голову?
Вид у меня был, наверное, такой ошарашенный, что Зина несколько раз повторила:
— Ребята, пить чай!.. — С пыхтящим самоваром в руках она стояла перед нами и ничего другого не оставалось, как тотчас
Самовар, купленный еще когда-то отцом, ставился по особо праздничным дням. Пузатенький, сияющий затейливыми узорами на своих потертых боках, самовар стоял посередине стола, посвистывая, попыхивая парочком. Казалось, вот-вот он возьмет да и притопнет одной из своих четырех ножек.
Медные бока его блестели, и мы с Игорем не без интереса смотрели на наши искаженные самоваром изображения.
«Значит, согласен?» — прочитал я на отраженном в самоваре лице Игоря.
Я надул щеки и закивал головой. И вдруг между нашими лицами мы увидели нахмуренное лицо Зины.
— Ну, говорите, говорите, куда собрались…
Наши лица вытянулись. «Откуда она узнала?» Игорь спрятался за самовар и вдруг выпалил:
— На Чукотку, радистами!
Крышечка чайника, которую Зина придерживала рукой, наливая заварку, упала и звонко покатилась по полу. Игорь уткнулся подбородком в стакан.
— Исподтишка хотели, как ваш Рябинин? Тайком, значит, от родных? Нечего сказать, вырастили…
Голос Зины вдруг осекся и, закрыв глаза кончиком накинутой на плечи косынки, она вышла из-за стола. Наступило неловкое молчание.
— Вы чего это, в самом деле? — строго спросил Павел.
— Да не сейчас… — пытался выкрутиться я.
— Нет уж, — снова заговорила Зина. — Я ему покажу Чукотку!
— Тише ты! — косясь на молчавшего Лазарева, сказал брат. Он встал, прошелся по комнате. — Ну что же… Не маленькие, пусть решают сами. Радисты так радисты…
Павел, походив, остановился возле меня.
— Видишь ли, Алексей, отец, отправляясь в девятнадцатом на Колчака, давал мне наказ определить тебя по литейному делу, на инженера выучить. А ты вишь радистом на Север захотел… Запретить не могу, иди, куда душа зовет. Одного не пойму: как случилось, что завод, который вскормил всех Рубцовых, не близок и не дорог тебе? Нет, не пойму я этого!
Глава четвертая
ЧТО ДОНЕСЛИ РАДИОВОЛНЫ
Андрей Маклаков, развалясь за партой и поглаживая ершик волос своего великолепного «бокса», с ухмылкой смотрел на меня. Ворот его рубахи под бостоновым пиджаком, как всегда, был расстегнут.
— Тут по тебе, победитель, все белугами ревели, — произнес он своим баском. — И даже Филипп Могучий!
Филя Романюк, стоявший с Вовкой у карты, повернулся к Недорослю и угрожающе вздохнул.
— А-а!
— Иди-ка сюда, Лешка! — подозвал меня Филя. — Поглядим на карту.
Чего глядеть-то, и так известно: циклоны, погода нелетная.
Но все же я подошел.
— Циклоны… Заладили одно и то же, как сороки! — сердито сказал стоявший у окна Вовка. — А если циклоны еще с месяц просвистят? Ждать ясна солнышка? Нет, какие это летчики! С Уэлена до льдины не могут долететь.
Распахнулась дверь, и в класс стремительно вбежала Тоня.
— Ты чего это, Вовка, своих собак распустил? — набросилась она на Рябинина. — Чуть чулки не порвали!
— А что я им, пастух?
— Хоть бы на дворе оставлял! С целой свитой в школу ходишь!.. Ой, Леша, здравствуй!
— Кому здравствуй, а мне вечно палкой по голове! — проворчал Вовка. — Все равно сбегу от вас!
— Опоздал, мальчик, — рассмеялась Тоня. — Пока вы тут у карты геройствуете, челюскинцев начали вывозить.
— Что? Что ты сказала? — Вовка был уже возле Тони.
— Только-только по радио передали. Вывезли с льдины несколько человек.
— Как — вывезли? Кто? — На Вовку было просто страшно смотреть.
— «Кто, кто!» Твои летчики! — Тоня отошла от ошеломленного Вовки и тихо спросила меня: — Тебе передали мою записку?..
Незаметно для остальных я пожал Тонину руку.
На уроке немецкого языка, усаживаясь, Вовка вдруг громко сказал:
— Подумаешь, вывезли несколько человек. А их сто!
— Ахтунг, ахтунг, геноссе! — добродушно успокаивала Мария Павловна. Волосы ее, затейливо причесанные, возвышались на голове монументальной башней. — Сегодня мы с вами займемся…
Но мы ничем не успели заняться. В классе вдруг раздалось собачье повизгивание. Затем послышался стук коготков по крашеному полу, и от парты Недоросля в сторону Марии Павловны побежала косолапенькая Малявка. На хвосте у нее, стоявшем торчком, подрагивал пышный бумажный бант с крупной чернильной надписью: «Полярная собачка В. Рябинина».
Раздался смех. Малявка тем временем добежала до учительницы и с подвизгом тявкнула на нее. Мария Павловна, обомлев, поднялась со стула. Малявка вцепилась ей в платье. Мария Павловна повернулась. Повернулась вместе с ней и собачка. Учительница повернулась еще и еще и закружилась, словно в танце; кружилась и Малявка.
— Что же это, ребята! — крикнул Филя и выскочил из-за парты.
Но проворней всех оказался Вовка. Он схватил Малявку за загривок и вышвырнул ее за дверь.
Мария Павловна дрожащей рукой поправила свою башню-прическу и вышла из класса.