Когда он был порочным

Куин Джулия

— Я не могу так, — сказала она, прижимаясь спиной к двери. — Я не могу. Я… я…

«Я хочу», — думала она. Зная, что не должна, она все равно хотела. Но если она скажет ему это, не сумеет ли он заставить ее передумать? Он вполне способен на такое. Она знала, что способен. Один поцелуй, одно прикосновение, и прощай вся ее решимость. но только выругался и снова натянул брюки.

— Я больше не знаю, кто я, — сказала она. — Но я не такая женщина.

— Какая «такая»? — сердито спросил он.

— Распутная, —

прошептала она. — Падшая.

— Ну так выходи за меня замуж, — накинулся он на нее. — Я с самого начала предлагал честный брак, это ты отказывалась.

Возразить было нечего. Но в последнее время логике редко находилось место в ее голове, и потому она думала только: «Как я могу выйти за него? Как я могу выйти за Майкла?»

— Я не должна была чувствовать это к другому мужчине, — сказала она, сама с трудом веря, что смогла выговорить это вслух.

— Что — это?

Она сглотнула и заставила себя посмотреть ему в лицо.

— Страсть, — призналась она.

На его лице появилось очень странное выражение, едва ли не отвращение.

— Правильно. Ну конечно. Как удачно, что я оказался под рукой и смог обслуживать тебя.

— Нет! — воскликнула она, в ужасе от того, что в голосе его прозвучала насмешка. — Не в этом дело.

— Правда?

— Не в этом дело. — Но она не знала, в чем дело.

Он втянул в себя воздух и отвернулся от нее. Видно было, как напряжено его тело. Она смотрела на его спину, не в силах отвести от него глаз. Рубашка его осталась незаправленной, и хотя она не видела его лица, она так хорошо знала его тело, каждый его изгиб. Он выглядел подавленным и ожесточенным.

Измученным.

— Почему ты не уезжаешь? — спросил он тихо, опираясь обеими ладонями о край матраса.

— Что-что?

— Почему ты не уезжаешь? — повторил он уже громче, но не теряя самообладания. — Если ты ненавидишь меня так сильно, то почему ты не уезжаешь?

— Я тебя ненавижу? Вовсе нет, — сказала она. — Ты знаешь, что я…

— Я ничего больше не знаю, Франческа, — горько сказал он. — Теперь я не могу даже утверждать, что я знаю тебя. — Плечи его напряглись, пальцы вцепились в матрас. Ей было видно одну его руку: костяшки пальцев стали совсем белыми.

— Я вовсе не испытываю к тебе ненависти, — сказала она снова, как будто повторение превращало слова эти в нечто весомое, ощутимое, реальное, нечто такое, что она могла всучить ему как спасительную опору. — Нет. Совсем я тебя не ненавижу.

Он ничего не сказал.

— Дело не в тебе, а во мне, — продолжала она, теперь умоляюще — а о чем умоляла, сама толком не понимала. Может, она умоляла его не питать ненависти к ней. Кажется, только этого она и не смогла бы вынести.

Но он только засмеялся. Это был ужасный смех, горький, тихий.

— Ах, Франческа, — сказал он с такой бесконечной

снисходительностью, что голос его стал ломким, — если бы ты знала, сколько раз я сам говорил это…

Губы ее сами собой поджались и сложились в мрачную гримасу. Ей не нравилось, когда ей напоминали обо всех тех женщинах, которые были у него раньше. Она не желала знать о них, даже вспоминать об их существовании.

— Почему ты не уезжаешь? — снова спросил он, наконец оборачиваясь к ней.

В глазах его горел такой огонь, что она отшатнулась.

— Майкл, я…

— Почему? — требовательно спросил он голосом, в котором клокотала ярость. Лицо его было напряжено, гневные морщины прорезали его, и рука ее сама собой потянулась к дверной ручке.

— Почему ты не уезжаешь, Франческа? — твердил он свое, наступая на нее с хищной грацией тигра. — В Килмартине для тебя нет ничего, кроме этого.

Она даже ахнула, так тяжело легли его руки ей на плечи, и тихий крик вырвался у нее, когда губы его впились в ее рот. Это был гневный поцелуй, грубый поцелуй отчаяния, и все равно ее предательское тело готово было растаять при его прикосновении и позволить ему делать все, что угодно, все его безнравственные фокусы.

Она желала его. Боже всемогущий, даже сейчас она желала его!

И сильно опасалась, что так никогда и не научится говорить ему «нет».

Но он вырвался из ее объятий. Он вырвался. Не она.

— Этого ты хочешь? — спросил он хриплым, прерывающимся голосом. — Этого и больше ничего?

Она не ответила. Даже не шелохнулась, только стояла и смотрела на него безумными глазами.

— Почему ты не уезжаешь? — крикнул он, и она поняла, что он спрашивает ее в последний раз.

Но у нее не было никакого ответа.

Он дал ей несколько секунд. Он ждал, что она заговорит, но молчание между ними росло, как сказочное чудовище, и всякий раз, когда она открывала рот, чтобы заговорить, она не могла издать ни звука и продолжала стоять столбом и трястись, не сводя с него глаз.

Злобно выругавшись, он отвернулся.

— Уезжай, — приказал он. — Сейчас же. Я не желаю, чтобы ты оставалась в доме.

— Что? Как? — Она ушам своим не верила. Неужели он и вправду выставляет ее за порог?

Не глядя на нее, он сказал:

— Если ты не можешь быть со мной, если ты не можешь принадлежать мне полностью, то я хочу, чтобы тебя здесь больше не было.

— Майкл? — Это был всего лишь шепот, и едва слышный.

— Я не могу больше выносить это половинчатое существование, — сказал он так тихо, что она даже подумала, а верно ли расслышала его слова.

И все, что она сумела выговорить, было:

— Почему?

Сначала она подумала, что он не станет отвечать, но он вдруг напрягся всем телом. А затем затрясся.