Когда она искушает
Шрифт:
Завожу машину. Чем больше я позволяю ему развлекаться с идеей стать настоящим мужчиной, тем больше он вкладывается в эту чертову фантазию. Неужели он забыл, каково это на улицах Секондильяно? Может быть, его матери удалось несколько оградить его от этого, когда он рос. Она происходила из богатой семьи, и даже после того, как ее выгнали за внебрачную беременность, у нее было достаточно денег, чтобы позволить себе жить в одном из самых красивых зданий на окраине района. Поло понятия не имеет, что на самом деле влечет за собой клановый бизнес.
Я должен показать ему. Взять его туда со мной один раз, чтобы он увидел, как выглядит
Но я не могу сейчас. Не тогда, когда у меня уже полно дел с Мартиной.
Выезжая со двора, я замечаю яростное выражение лица Поло в зеркале заднего вида, и оно оставляет у меня щемящее чувство в затылке.
Все встречаются в офисе Сэла, в нескольких шагах от главной церкви в Казале. В комнате висят по крайней мере четыре иконы, одинокое лицо Иисуса смотрит на группу убийц, собравшихся перед ним, человек двадцать с лишним.
Атмосфера накаляется, пока мы ждем появления Сэла. Его советник, Калисто, стоит у стола и что-то шепчет на ухо Вито Пироцци. Лицо Вито обезображено из-за недавней ссоры с Де Росси из-за тарелки тушеного мяса, и, слушая Калисто, он чешет шрам от ожога на щеке. Его младшего брата Нело здесь нет, но он не может быть далеко. Стервятники кружат вокруг сердца Казаля, выжидая, кто победит. Наш кусок дерьма Дон или его непроверенный соперник.
Наконец двери раздвигаются, и входит Сэл, одетый в один из своих лучших костюмов. Он безукоризненно ухожен, тяжелые часы сияют на его запястье, его кожаные туфли так начищены, что блестят на свету.
Внешность имеет большее значение, чем многие хотели бы признать.
Он пытается спроецировать свою силу, чтобы закрепить свою непогрешимость. Большинство здесь достаточно умны, чтобы разглядеть это, но не все.
Калисто выдвигает стул Сэла, и все встают чуть прямее, ожидая, когда дон заговорит.
Он осматривает нас медленным и пристальным взглядом, задерживаясь на одних лицах дольше, чем на других. Когда он подходит ко мне, он смотрит мне прямо в глаза, как будто это два глазка в моем сознании. Я сохраняю нейтральное выражение лица, пока он не уходит, но от этого проницательного взгляда у меня волосы на затылке встают дыбом.
Я научился доверять своим инстинктам.
Что-то происходит.
— Бесполезный бунт Дамиано Де Росси продолжается уже вторую неделю, — начинает он. — Я хочу прояснить, что согласие на встречу с ним считается в моих книгах предательством, и мы все знаем, как мы наказываем предателей.
Несколько мужчин кивают по комнате.
— Хотя его попытка получить больше власти так же вероятна, как наш Вито, выигравший конкурс красоты, — некоторые хихикают, пока Вито хмурится, — ему удалось подорвать наш бизнес и разозлить наших алжирских партнеров, отказав им в продаже на Ибице. — Сал крутит часы. — Не говоря уже о том, что весть о его мятеже достигла некоторых из наших врагов, а именно клана Маллардо. Поскольку они не имеют представления о внутренней политике Казалези, они думают, что что-то выиграют, поддержав его.
Конечно, они будут. Единственная причина, по которой наши враги помогают ему, заключается в том, что Сэл недавно перешагнул десятилетние границы между нашими территориями и начал строить завод на их стороне. Он сделал это, чтобы показать
— Этому фарсу нужно положить конец, — заключает он.
— Каков план, Дон? — спрашивает стоявший рядом со мной каподастр.
— План де Росси основан на его способности обманывать других. Источники говорят мне, что его позиция заключается в том, что он способен создавать прочные союзы и вести этот бизнес лучше, чем я за последнее десятилетие. — Сэл усмехается. — Это просто показывает, что он понятия не имеет, что нужно, чтобы возглавить «Казалези». Наше коллективное деловое предприятие может соперничать с конгломератами из списка Fortune 500, но по своей сути мы просто люди, которые сделают все возможное, чтобы сохранить господство клана. Де Росси не один из нас. Кто-нибудь из вас знает, почему он никогда не осмеливался бросить мне вызов до этого?
Вито скрещивает руки на груди. — Его сестра.
— Она — его слабость, — говорит Сэл. — Теперь у него тоже есть жена, но она менее привлекательная цель из-за ее связи с кланом Гарзоло в Нью-Йорке. Нам не нужны американцы, обнюхивающие нашу территорию. Как только у нас появится Мартина Де Росси, эта война закончится.
— Ты действительно думаешь, что он просто бросит все ради нее? — спрашивает кто-то.
— Я знаю это. Он спрятал эту маленькую сучку…
Моя осанка укрепляется. Какого хрена он только что назвал ее?
— Но скоро я ее найду. — Он поворачивается ко мне. — Джорджио — один из многих людей, с которыми я работаю над отслеживанием Мартины. Вы все знаете, насколько он талантлив, поэтому я не сомневаюсь, что поиски будут завершены очень скоро.
Образ меня, сжимающего кулаки, летящего через комнату и бьющего его по лицу, пока все, что остается, это кровавая мякоть, играет в моей голове. Но ни намека на фантазию не проникает наружу. Я одариваю его расслабленной улыбкой. — Я с нетерпением жду возможности привести ее к вам.
Он кивает и переключает внимание на Калисто, что-то шепча ему на ухо.
Еще через пятнадцать минут собрание завершается. Когда я выхожу из здания, я в состоянии повышенной готовности, поэтому, выезжая с парковки, я сразу же замечаю машину, преследующую меня.
Каззо.
Сэл подозревает меня.
Я сжимаю челюсти и провожу следующие десять минут, теряя хвост, прежде чем, наконец, отправиться в Неаполь.
Как только я ступаю на тротуар Секондильяно, запахи окрестностей обрушиваются на меня, как ударная волна.
Пиццерия на первом этаже многоквартирного дома, в котором живет мой отец, печет пироги с семидесятых годов, когда был построен комплекс. Запахи жира, сыра и томатного соуса работают сверхурочно, чтобы скрыть запах мочи, которым пропитаны тротуары. Прямо перед главным входом в здание есть две длинные скамейки, и после восьми вечера они забиты наркоманами, колющими фентанил, которым удается набрать несколько улиц. Гражданские не ходят сюда в нерабочее время, если только у них нет желания умереть или нездорового любопытства, побуждающего их посмотреть, как далеко могут пасть человеческие существа.