Когда причиняют добро. Рассказы
Шрифт:
Мама надеялась, что отец сам решит все вопросы, с которыми нам предстояло столкнуться на новом месте: жильё, машина, новая школа для дочери, банковские счета, телефонная связь и прочее. Сама она впадала в панику от количества дел, которые грудились друг на друге и требовали внимания. К несчастью, но всё же по справедливости, на её долю выпало собирать и упаковывать вещи. В день, когда от дома Ватанаби отъехала машина службы перевозки, вся мебель, домашняя утварь, одежда, книги, которыми пользовалась семья, были аккуратно упакованы в коробки, сложенные друг на друга. Все эти большие и маленькие коробки должны были загрузить в контейнер, в котором они морем прибудут в самый крупный порт К. Говорили, что город, где нам предстояло жить, стоит прямо на море. На каждую большую и маленькую коробку был наклеен красный знак «Хрупкое». Мама волновалась, что контейнер с нашими вещами прибудет с опозданием. Она несколько раз перепроверила окончательную дату прибытия груза. «Скажи им, что если багаж приедет позже людей, то это очень плохо. Нет, не так. Скажи, что если люди приедут, а багажа ещё не будет, то это
В день съёмок в гримёрке мама почувствовала острую боль в груди. Она даже подумала, что это маленький осколок, который попал ей под ноготь мизинца, поднялся по кровотоку до сердца. На съёмочной площадке она чувствовала себя скорее как паломник, которому нужно перетерпеть трудности, а не как человек, готовый ухватить судьбу за хвост. В тот день никто не сплоховал перед камерой. Мама без запинки произнесла отведённую ей реплику. «Наконец настал день премьеры, но…» Мама вдруг прервала свой рассказ. «Когда моё лицо появилось на экране, в тот краткий миг, когда оно заполнило собой весь экран… — продолжила мама, зажмурившись. — Я никогда не думала, что у меня такие широкие скулы». Согласно статистике, эпизод, в котором снялась мама, в тот вечер посмотрели 31,2 % населения страны. Это как если бы каждый третий человек включил телевизор, чтобы засвидетельствовать её широченные скулы. Едва серия закончилась, несколько человек позвонили родителям мамы, узнать, не её ли они только что видели по телевизору. На этом всё закончилось. Дальнейший график съёмок не был составлен. Если бы на маму свалилась какая-нибудь важная роль, возможно, всё было бы иначе. Но она решила, что не хочет щеголять своими неудавшимися скулами перед сотнями тысяч зрителей, только чтобы сыграть «сотрудницу офиса № 2» или «придворную даму № 3». После того как она отказалась от нескольких незначительных ролей, её и вовсе перестали приглашать на кастинг. Тем не менее мама считала, что разрыв был взаимным и двусторонним.
Я всей душой поддержала выбор мамы тех времён, когда меня ещё на свете не было. С этой точки зрения я действительно была маминой дочкой. Когда проблема очевидна, некоторые люди предпочитают бороться с её причиной. Но не все такие. Другие люди тихонько уходят в свою комнату и запирают за собой дверь. Какой смысл в изнурительном плане действий, если тёмная полоса в жизни в любом случае обязательно пройдёт? И переживая из-за пятисот иен в супермаркете, мама приняла решение, рассуждая примерно так же. Покупатели, которых было немало, в безмятежной тишине выбирали продукты. «Сумимасэн», — промолвила мама тихим голосом, но никто из служащих магазина её не услышал. «Извините, извините», — повторяла она, едва шевеля губами. Никто не оглянулся. Сердце бешено билось. Мама прижала руку к груди и медленно повернулась к выходу. От магазина она чуть ли не бежала. Вернувшись домой, мама несколько раз переспрашивала меня: «Это же всего лишь пятьсот иен. Верно?» Я уже давно задумывалась, зачем мама упорно копается в том, что уже произошло, в чём она хочет удостовериться. Я думала о том, что осталось у мамы далеко позади. Обо всех тех историях, которые она фанатично вспоминала и, еле сдерживаясь, выплёскивала на меня. Об осколке стекла, который, возможно, всё ещё оставался в левой части её грудной клетки. Но будучи ребёнком, я могла лишь слегка кивать головой в ответ.
Менеджер компании-перевозчика заверил, что беспокоиться не о чем: вещи прибудут вовремя. Мама смотрела в сторону. У неё всё ещё был крайне обеспокоенный вид. Я хотела ответить, что лично я вообще не беспокоюсь об этом, но передумала и вежливо поблагодарила менеджера. С самого рождения я привыкла разговаривать с папой по-японски, а с мамой — по-корейски. Но чтобы стать связующим мостиком между ними, мне требовалось что-то лежащее за гранью любого языка. Когда все вещи были запакованы и отправлены, дом стал как чужой. На полу, в том месте, где раньше стоял маленький обеденный стол, остались лишь четыре квадратных следа от его ножек. Эти следы были не слишком далеко и не слишком близко друг к другу. Наверное, если бы со стороны кто-то сделал фотографию, как мы втроём обедаем за этим столом, получился бы весьма гармоничный кадр. Каждый приём пищи за этим столом для меня состоял из слегка запечённых овощей, водорослей в лёгком маринаде, половины куска рыбы или постного мяса без единого следа
Мама была на грани истерики. Она сказала, что пропало ожерелье. Это было ожерелье «Тиффани», которое давным-давно она получила в качестве свадебного подарка, — тонкая цепочка из белого золота и искусно обрамлённый бриллиант в форме звезды. Если быть точной, ожерелье никуда не пропало. Просто маленькая коробочка, в которой оно хранилось, уехала вместе с другим багажом. Мама совсем забыла, что собиралась в последний момент вынуть из шкафа свою коробку с украшениями, прежде чем грузчики заберут его. А шкаф тем временем уже аккуратно упаковали, чтобы защитить от ударов, и поместили в контейнер. И теперь контейнер, в котором был заперт шкаф, загрузили на тягач, который умчался в порт отправления. Возможно, мама переживала, что украшение недостаточно хорошо упаковано. Кроме ожерелья в коробке хранились разнообразные серьги, кольца и другие украшения, но мама упорно твердила только о том, что потеряла ожерелье. И вовсе не потому, что получила его на свадьбу и оно символизировало клятву в вечной любви; просто оно было самым дорогостоящим из всего, что лежало в этой коробке. Некоторое время я спокойно слушала маму, а потом поправила её: «Ты же знаешь, что не потеряла его, а просто отправила его вперёд себя вместе с другим багажом». Совершенно неожиданно мама разозлись: «Где гарантия, что ожерелье дойдёт до К. в целости и сохранности? Ты уверена, что они не заглянули внутрь шкафа в последний момент? Да его уже стащили! Грузчики те ещё пройдохи…»
Мы отправились в офис компании-перевозчика. Он находился в здании в закоулке в конце большой дороги. «Плохое предзнаменование», — ворчала мама, поднимаясь по лестнице на второй этаж старого невысокого домишки. Я впервые слышала по-корейски слово «предзнаменование». Двери офиса оказались заперты, как будто мы пришли в нерабочее время. Не сходя с места, мама вынула свой телефон, нажала на кнопку и протянула мне. На звонок ответил менеджер. Некоторое время он молчал. Потом ответил, что, как правило, без предварительной просьбы клиента содержимое контейнера и коробок не проверяют. Если эта вещь совершенно точно попала ко всем остальным коробкам, то не о чем беспокоиться — она будет доставлена в конечный пункт назначения вместе со всем грузом. Я узнала, что подобные просьбы обговариваются заранее, а не постфактум. Мама ткнула меня в спину: «Спроси, кто будет нести ответственность, если вещь пропадёт».
Мужчина был категоричен:
— Это не наши проблемы. Часы, вы сказали? А, ожерелье. Начнём с того, что я никак не могу удостовериться, действительно ли вы положили эти часы, то есть ожерелье, к остальному грузу. Не так ли? Есть ли какой-то способ доказать, что ожерелье уехало вместе с остальными вещами? — в свою очередь поинтересовался мужчина. Я слушала менеджера и краем глаза поглядывала на маму. У неё было весьма недовольное выражение лица. Что будет, если я прямо сейчас честно переведу ей всё, что сказал собеседник? Она подпрыгнет на месте от того, что её могут подозревать в обмане. Однако ведь и у неё нет никакого способа подтвердить, что коробка с ожерельем действительно уехала в шкафу. Однажды я случайно наткнулась на фотографию, сделанную на свадьбе родителей. Мама в платье цвета слоновой кости с глубоким декольте и изящно уложенными длинными волосами. Лебединая шея открыта взглядам. И в ямочке между ключицами то самое утерянное украшение в виде звезды. Звёздочка на нём мягко поблёскивает, словно подчёркивая, что даже смерть не погасит это сияние. Что лучше: погаснуть или исчезнуть вовсе? Закончив разговор, я медленно сглотнула.
— Ну, он сказал, что, когда проверяли шкаф в последний раз, коробка с украшениями была там. — Я всегда думала, что не умею врать.
— Правда? — Хотя мама всё ещё сомневалась, лицо её просияло.
— Да. И ожерелье, он сказал, тоже было на месте. — Возможно, во мне пропадает актёрский талант.
— Да? А почему они открывают чужие коробки? — Несмотря на этот вопрос, мама наконец успокоилась.
С невинным видом я продолжала:
— И сказал, что по прибытии груза в порт назначения всё будет на месте. Сказал: «Определённо».
— Да? Так и сказал? — Кажется, теперь мама окончательно мне поверила. Перевод должен вызывать доверие. Теперь я знала, что у меня есть задатки настоящего переводчика.
* * *
Мы вылетели из международного аэропорта Нарита в Токио и с пересадкой долетели до аэропорта К. поздним вечером. Это был самый маленький и незатейливый международный аэропорт из всех, что мне доводилось видеть. С тех пор как мы оказались в этой стране, мама не переставала шумно втягивать воздух носом, принюхиваясь.
— Чем здесь пахнет?
Я вдохнула. Влажный сладкий воздух уютно заполнил ноздри. Запах напоминал аромат увядающего букета цветов. Папа приехал за нами в льняной рубашке с коротким рукавом. Галстука на нём не было. Он всегда носил одежду, подчёркивающую его прямые плечи. В Токио даже в самый разгар жары он выходил из дома, застегнув до верха все пуговицы на рубашке и надев поверх неё лёгкий пиджак с небольшими накладками на плечах. Никак иначе. Едва мы вышли из здания аэропорта, нас обдало жаром плавящегося асфальта. Стало тяжело дышать. Из каждой поры на теле сочился пот. Было очень-очень жарко. Я не задумываясь закатала длинные рукава футболки, чем явно удивила маму.