Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
Шрифт:
— Синицына, — тихо, упавшим голосом ответила девочка.
— Ах, да — Синицына… Вот и договорились.
Маша Синицына, не привыкшая говорить «нет» школьному начальству, оторопела.
Дверь за директрисой закрылась.
… Маша, прейдя домой после школы, не находит себе места. Она мечется по комнате.
— Надо что-то придумать… Мне нельзя туда ехать. Я все знаю наперед, как будет… Он пошлет мальчишек в магазин за продуктами, а я останусь с ним одна. Я и в школе его с трудом переношу… А остаться с этим чудовищем еще наедине, — глаза девочки выражают ужас и отчаяние. В это время в приоткрытую дверь до Машиного слуха долетает голос бабушки из кухни.
— Машенька,
— Бабуль, я не буду сейчас есть! — кричит она громко, высовываясь из своей комнатки.
Маша прикрывает дверь, подходит к зеркалу. Дотрагивается до щек, которые горят.
Трогает лоб — он тоже горячий. Ощущение дурноты накатывает на нее.
Она с трудом снимает школьный «передник», и пошатываясь, подходит к кровати. Не снимая формы, чулок, залазит под одеяло, укутываясь в него с головой, и проваливается то ли в сон, то ли забытье…
Маша будто бы внутри быстро едущего автобуса. Она стоит у открытой двери, и приятный встречный ветерок раздувает ее распущенные по плечам густые волосы. На ней ученическая форма, но не из грубой шерстяной ткани, а из тонкого и скользкого шелка, как на пионерском галстуке. Ветерок играет ее волосами, легким, почти воздушным одеянием. Она радуется солнечному дню и яркой зелени лета вперемешку с полевыми цветами… Она оборачивается назад и с удивлением вдруг замечает, что автобус пуст. Только у задней, тоже раскрытой двери, стоит учитель в каком-то странном старинном одеянии — наподобие хитона…Он машет рукой, приглашая девочку подойти к нему ближе.
Ощущение радости восприятия красок жизни сразу меркнет, переходя в черно-белый цвет… Маша с надеждой оборачивается туда, где должен находиться водитель. И с ужасом замечает, что и там никого нет. Она чуть-чуть высовывается из дверей, и видит, что автобус мчится по дороге, у которой нет конца. Девочка со страхом выпрыгивает из автобуса, замечая при этом, что и учитель тоже выпрыгивает из задней двери…
Она продирается сквозь заросли, пока не оказывается на каком-то возвышении. Маша смотрит вниз с высоты возвышения и видит в самом низу ободранного, поцарапанного учителя, стоящего на коленях. Его губы что-то беззвучно шепчут, а в руке он держит корону, которую протягивает ей. Маша холодно и безучастно взирает с высоты. В руках у нее — пакет с финиками. Сушеные фрукты падают и падают сверху с равномерным стуком, пока не засыпают плечи, шею и голову учителя…
С их монотонным стуком заканчивается и сон Маши. Она просыпается от жуткого озноба: это стучат ее зубы, и коленки подпрыгивают до подбородка.
Над ней склоняется встревоженная мама.
— Доченька, надо температуру измерить…
Женщина выходит. Вскоре возвращается, дает Маше попить. Затем берет градусник.
— Да у тебя сорок! Давай хотя бы форму и чулки снимем, — женщина раздевает обессилевшую дочь. — Ой, а что это у тебя за красные пятна по всему телу… Нужно срочно скорую вызывать…
Пожилой доктор внимательно осматривает юную пациентку: слушает сердце, простукивает легкие, заглядывает в рот, щупает железки за ушами.
— Деточка, признайся, что тебя так огорчило или напугало? Я надеюсь, что из-за двойки ты так переживать не будешь?
— Да откуда двойки? Моя дочка хорошо учится, — немного обиженно сказала мама.
— Вот, вот… Так я и думал. С двоечниками и бездельниками такого бы не случилось. А вот с вашей отличницей, у которой такая тонкая и хрупкая «организация»… — доктор с сочувствием посмотрел на Машу. — В общем так, мамочка… И температура, и высыпания на теле — все это реакция неокрепшего организма на какой-то внешний раздражитель…
Женщина в недоумении развела руками.
— И не вздумайте
Машу все домашние по очереди окружают заботой: бабушка, родители, сестры.
— Теперь ты пойдешь на поправку… Спи, а я посижу с тобой рядышком, — сказала старшая сестра Женя.
Она выключила яркий свет и включала настольную лампу. Затем поверх Машиной руки ласково положила свою руку…
… Теперь руку Светиной мамы тоже сочувственно гладит рука. Только теперь это рука ее дочери.
— Как мне жаль тебя, мамуля… Ничего себе «внешний раздражитель»…
— Да мне самой себя было жаль… Особенно, когда много лет спустя я вдруг обнаружила, что на некоторых, неприятных мне людей или конфликтные ситуации, я реагировала подъемом температуры. Я как бы заболевала, — вздохнула женщина»
— Ничего себе «как бы»…
— Вообще-то заболевала я по-настоящему… И этому есть свое определение в медицине — психосоматическое расстройство… Но к тому времени я уже была взрослым человеком и научилась обходить «острые углы». Хотя, как ты понимаешь, прожить жизнь без конфликтов и встречать на своем пути только людей, которые будут тебе приятны, просто невозможно.
— То есть…ты иногда ощущала… — Светлана запинается, подбирая нужное слово, — … «эхо» той давней истории?
— Да, «эхо»…Или — рецидив, говоря медицинским языком. А тогда… Тогда в результате этого случая я получила неожиданную возможность «сачковать». Стоило мне только дома сказать, что у меня болит горло или голова, я могла не ходить в школу… Но я этим не злоупотребляла, конечно. Я «заболевала» только тогда, — женщина невесело усмехнулась, — когда предстоял поход всем классом в театр или планетарий…Таким образом я ограждала себя от дополнительного общения с этим человеком еще и вне стен школы.
— А он, конечно, прекрасно понимал твои хитрости….
— Конечно. Но что он мог сделать? Я же не была прогульщицей. И к тому же, всегда приносила справку от родителей о «временном нездоровье». И надо сказать, что эти справки мне очень облегчали жизнь. Иногда я просто «заболевала» под конец недели: пятницу, четверг… И таким образом, не виделась с эти человеком сразу несколько дней.
Женщина на время замолкает.
— Знаешь, в какой-то момент я вдруг поняла, что этот неприятный человек был весьма уязвим. Наверное, у него были опасения насчет того, а вдруг я что-нибудь расскажу соседке Катьке или, например, своим родителям… Он был хитрее, потому что был взрослым и умел просчитывать ходы наперед.
Помню, как однажды мама пришла с родительского собрания и очень смеялась по поводу веселого родительского часа. Понятно, что всем родителям классный руководитель что-то говорил об их ребенке. Когда очередь дошла до моей фамилии, естественно, плохого он ничего не мог сказать. Только заметил, что, мол, ученица я хорошая, а вот характер у меня становится строптивым, в общем, что я — девочка с характером… Но, дескать, это бывает в переходном возрасте. Ничего страшного, мол, во взрослой жизни этот характер мне еще и пригодится… Он сказал это с таким намеком и улыбочкой, что кто-то из родителей пошутил, что, мол, замужем характер не помешает… Все засмеялись, и вот на такой веселой ноте и окончилось родительское собрание. Мама, которая меня вообще считала «тихоней», была страшно удивлена — это ее-то ангелочек — строптивый! А у меня тогда сердце упало… Я подумала о том, что даже если бы я вдруг и захотела что-то сказать маме, то не смогла бы теперь этого ни за что сделать, потому что…