Когда танцует Доринда
Шрифт:
— Чего боится Гибсон? — резко спросил детектив.
— У меня не создалось впечатления, что мистер Гибсон вообще чего-то боится.
Она вновь опустила свои длинные пушистые ресницы и демонстративно положила пальцы на клавиши машинки.
— Как хорошо вы знали Бреуера? — настаивал Шейн.
— О, я видела его всего один или два раза, когда он приходил в офис для консультации с мистером Гибсоном,— сказала она безразличным тоном.
— А его жену или партнера?
— Миссис Бреуер однажды сопровождала мужа, чтобы подписать
— Тогда как вы отнесетесь к идее поужинать сегодня вечером? В «Ля Рома» выступает потрясающая танцовщица — Доринда!
Заманчивое предложение не произвело на секретаршу ни малейшего впечатления. Она по-прежнему оставалась безучастной и надменной.
— Я никогда не ужинаю с незнакомыми мужчинами. Так вы желаете увидеться с мистером Гибсоном?
Шейн ответил утвердительно, и девушка нажала кнопку звонка, после чего жестом предложила ему проследовать в глубину конторы.
Взгляду детектива открылась просторная комната, раза в три больше его собственного офиса, со сверкающим паркетным полом и дубовыми стеллажами для папок с документами. В центре размещался огромный письменный стол, за которым во вращающемся кресле сидел Эллиот Гибсон. Он не удосужился встать при появлении посетителя, но небрежным жестом холеной руки предложил тому садиться.
— Я не сомневался, что рано или поздно вы навестите нас, Шейн,— произнес он вместо приветствия.
Носком ноги детектив пододвинул один из свободных стульев и уселся напротив адвоката.
— Нам необходимо подтвердить опознание тела Бреуера,— информировал он хозяина кабинета.— У вас есть его фотография?
— У меня нет ни одной его фотографии,— объявил Гибсон.— Более того, я сомневаюсь, что таковая вообще существует.
Мастерски придав лицу выражение крайнего изумления, детектив уставился на адвоката.
— Даже любительского снимка?
— Боюсь, что нет, Шейн,— Гибсон откатился в своем кресле подальше от стола и снисходительно улыбнулся.— У Бреуера была идиосинкразия к фотографии, перераставшая в настоящую манию. Я припоминаю, что однажды, кажется в ночном клубе, бродячий художник сделал карикатуру на него. Так что бы вы думали? Бреуер немедленно заплатил ему десять долларов, выкупил рисунок и тут же разорвал его в клочки. Во всех прочих отношениях он был абсолютно нормальным человеком. Но я не понял, что означают ваши слова о необходимости повторного опознания. Какие основания могут быть у полиции сомневаться, что тело убитого человека принадлежит Бреуеру?
— Кое-какие весьма странные факты появились за последние часы,— произнес детектив бесстрастным голосом.— Например, я полагаю, что вы хорошо знали Хирама Годфри?
— Вполне достаточно для моих целей.
— Хорошенько обдумайте ваш ответ,— предупредил адвоката Шейн.— Составьте для себя мысленный портрет Годфри и затем попытайтесь припомнить убитого человека. Забудьте на время о крашеных волосах, костюме Бреуера и нанесенных
— Нет,— решительно ответил Гибсон.— Ничего общего! Бреуер был спокойным, весьма работоспособным и, я бы даже сказал, весьма дотошным джентльменом.— Адвокат замолчал, задумчиво нахмурил лоб и затем продолжал.— Что касается Годфри, то я бы охарактеризовал его как человека, интересующегося только личным благополучием, как взрослого ребенка, находящего удовольствие в детских играх и грубых развлечениях. Он много выпивал и вращался преимущественно в спортивных кругах Майами. Одним словом, партнеры были полной противоположностью друг другу.
— Но ни одна из указанных вами черт не имеет отношения к физическому облику человека,— заметил Шейн.— Сам Бреуер начал свое описание Годфри с того, что предупредил, что они были примерно одинакового строения и веса.
— Ваше замечание просто нелепо,— заявил Гибсон, сопровождая свои слова высокомерной улыбкой.— Даже если оставить в стороне абсолютную нелепость вашего предположения, не забудьте, что ваши люди следовали за Годфри вплоть до трапа самолета, на котором он вылетел в Нью-Йорк.
— Я ничего не забываю,— хладнокровно возразил детектив.
— Следовательно, вы тоже начинаете сомневаться в истории Блэка и готовы согласиться со мной, что весь этот план был составлен исключительно для того, чтобы снабдить Годфри необходимым алиби? Вы признаете, что находились в заговоре против моего клиента, о чем я говорил шефу Джентри?
— Пока я не готов признаться ни в чем,— сухо информировал его Шейн и, в свою очередь, задал новый вопрос.— Как долго вы знали Бреуера?
— Около шести лет. Он был среди моих первых клиентов, когда Я открыл эту контору.
— А что вы знаете о его прошлом до того, как он встретился с вами и вступил в деловое партнерство с Годфри?
Гибсон секунду колебался. Выражение его лица изменилось.
— Должен признаться, что практически ничего. Нас можно было назвать добрыми приятелями, но между нами никогда не было близких отношений. Насколько я знаю, он уроженец Нью-Йорка, наследовал небольшой капитал от одного из своих родственников…— он оборвал себя на половине фразы и нетерпеливо спросил: — Но я по-прежнему не понимаю, какое отношение имеет прошлое Бреуера к его смерти.
— Я тоже не знаю,— чистосердечно признался детектив.— Но я знал немало людей, которые избегали фотографироваться только потому, что в их прошлом было нечто такое, что они не торопились обнародовать. В этом случае страх перед репортерами представляется вполне оправданным, не так ли? Мне пришло в голову, что необычная фотофобия Бреуера могла быть связана…
— Вздор! — решительно оборвал его адвокат.— Кто угодно, только не Мильтон Бреуер. Мне нечасто приходилось встречать столь добропорядочного джентльмена, придерживающегося строгой этики в своих деловых предприятиях.