Когда-то там были волки
Шрифт:
— Где вы находитесь? Я приеду за ней.
— В этом нет необходимости.
— Нет есть. Назовите ваш адрес.
Видимо, я произнесла это очень убедительно, потому что Люк продиктовал мне адрес. Я схватила ключи и ринулась вниз по лестнице.
— Где пожар, детка? — окликнул меня Гас, перекрывая вопли дружков, когда я неслась к двери.
— Я еду за Эгги.
Под ногами хрустел гравий. Было холодно, я выдыхала облачка пара. Вскоре я услышала хруст еще чьих-то шагов и чье-то дыхание.
— Тебе
Когда мы подошли к двери, я предупредила:
— Только… не устраивай сцен, ладно? Они просто товарищи по работе.
— Само собой, — ответил он и, надо заметить, действительно выглядел совершенно спокойным.
Когда Люк открыл дверь, Гас со всей дури ударил его кулаком в лицо, опрокинув на пол.
— Твою мать! я опустилась на одно колено, голова кружилась, в глазах мутилось. Твою же мать, как больно. Из глаз лились слезы, в голове горячо пульсировало. Когда ко мне вернулась способность соображать, я стала считать вдохи, преодолевая боль: один, два, три, четыре, пять. Пульсация в носу, глазах, черепе начала притупляться. Моргая, чтобы вернуть ясность зрения, я встала и прошла следом за Гасом в дом, остановившись около Люка. Он стонал и прижимал к разбитому носу руку, и, увидев это, я машинально потянулась к своему — крови не было, но я чувствовала теплую липкую струйку на своем лице, текущую между пальцами, заползающую в рот.
— Извините, — произнесла я. — Вам нужна помощь?
— Просто убирайтесь из моего дома, — пробормотал Люк.
Я нашла Гаса на пороге туалета. Эгги распласталась на кафельном полу в обнимку с унитазом, в котором плавала свежая рвота. Она была почти без сознания, и, глядя на нее, я ощутила слабость и тошноту. Гас же смотрел на жену с поразительным равнодушием.
Я села на пол и прижала сестру к себе, убирая волосы ей с лица. У Гаса, по крайней мере, хватило достоинства смыть воду.
— Эгги, тебе совсем плохо?
Она открыла глаза и, увидев меня, улыбнулась.
— Привет тебе, — сказала она и засмеялась. — Привет мне.
— Ты можешь встать?
— Конечно, — ответила сестра, но сильно преувеличила свои возможности.
Мы с Гасом поддерживали ее, когда она на подкашивающихся, как у новорожденного жеребенка, ногах плелась к машине.
— Дорогой, — обратилась она к мужу, когда тот пытался запихнуть ее на заднее сиденье. — Подожди.
— Садись в машину, Эгги, — велел он.
— Ты злишься на меня, любимый?
— Догадайся, блин.
Она засмеялась.
— Это странно.
— Просто заткнись, — ровным голосом проговорил он, и внутри у меня проснулась настороженность.
—
— Не ври.
— Как ты не можешь понять, — протянула Эгги, — я не твоя собственность.
Гас засунул ее голову в машину. Она отдернула ее назад, чуть не стукнувшись о проем дверцы. Я потеряла равновесие и покачнулась.
— Эй! — окликнула я Гаса, но он боролся с Эгги, пытаясь пристегнуть ее ремнем безопасности, однако делал это очень грубо, она сопротивлялась, и тогда он что-то зарычал и схватил ее за горло, чтобы утихомирить, и, когда его пальцы пережали мне трахею, я неловко шарахнула его кулаком по затылку, шарахнула себя кулаком по затылку.
Гас резко обернулся, схватившись за голову и глядя на меня одичавшим взглядом.
— Какого черта? Я просто сажал ее в машину!
Я была оглушена собственным ударом, но мне удалось выдавить:
— Нельзя ли с ней поосторожнее?
Он засмеялся.
— Гребать-колотить! Ты понятия не имеешь, что тут происходит, да? Она, блин, обожает трагедии — и создает их. Она получает удовольствие, когда с ней обращаются грубо.
— Прекрати, Гас.
— И не одна она. Тебе, насколько я помню, тоже это нравилось.
Я оттолкнула его и сунула в машину голову, в висках от возбуждения стучала кровь. Эгги перестала сопротивляться и теперь пыталась сама застегнуть ремень безопасности. Я протянула руку, аккуратно защелкнула застежку и сжала сестре руку.
— Все хорошо?
— Конечно, — ответила Эгги, и это прозвучало так устало, словно она больше не могла выносить переутомления. Она медленно провела пальцем от своего лба вниз по щеке — любовный жест, один из знаков нашего тайного языка. — А у тебя, Инти?
— Нормально. Поехали домой.
Когда мы добрались, она спала. Гас отнес ее в дом на руках. Наша горячность прошла. В воздухе больше не носились молнии, чувствовалась только усталость и грусть. Я принесла Эгги стакан воды и анальгин и нашла Гаса на диване в гостиной. Его друзья-хирурги разъехались по домам, и он сидел в темноте один.
Со звоном в ушах, выжатая как лимон, я села рядом с ним и сказала:
— Это уж было слишком. Ты перешел всякие границы.
— Знаю.
— Эгги не сделала ничего плохого.
— Ты считаешь, это нормально, что она напилась в стельку в доме у чужого мужика?
— Они друзья. У нее есть право иметь друзей, так же как и напиваться.
Каменное молчание довольно красноречиво выражало его несогласие.
Я встала. Это бессмысленный разговор.
— Пора повзрослеть, Гас.
— Я не знал, что в тебе это есть, Инти, — сказал он, останавливая меня.
— Что?
— Способность драться. Я думал, ты слишком нежное создание для этого.
Я повернулась, чтобы он мог видеть мое лицо.