Когда вмешалась жизнь
Шрифт:
— Дерьмо! — Паркер пришла в движение, словно ее мозг, наконец, осознал, что она сделала. — Мне очень жаль. Я все уберу. Ты иди на работу.
— Все в порядке. — Он схватил рулон бумажных полотенец, метлу и совок для мусора.
Паркер вытирала полотенцами сок, пока он сгребал осколки в кучу.
— Что случилось? — спросил Гас.
— А на что это похоже? Я уронила стакан с соком. — На Гаса она не смотрела.
— Да, ну, Шерлок? Я имею в виду, почему ты побелела, как эти бумажные полотенца, за две
— Ух, ты! Серьезно? — Все еще отказываясь взглянуть на него даже краем глаза, она выбросила мокрые полотенца и взяла из прихожей швабру, пока он заканчивал подметать осколки.
— Ты расстроилась? — Гас выбросил стекло в мусорное ведро и достал из него пакет, завязав его узлом.
— Нет. Да… не знаю. — Брови Паркер сошлись у переносицы, когда она сосредоточенно отмывала липкий пол шваброй.
— Ты ревнуешь. — Он старался не ухмыляться, будто ему это нравилось, но ничего не вышло.
— Иди нахрен, — прошептала она.
— Это ты посоветовала мне «показать» жене, как сильно я все еще ее люблю. Так что, я…
— Да-да, я поняла! Господи, мне не нужны подробности. Я даже не собираюсь у вас оставаться. Как только Сабрина уделит мне больше двух секунд своего времени, я уволюсь.
— Ты переезжаешь?
— Что? Нет. С чего ты взял?
— Ради чего еще увольняться с хорошо оплачиваемой работы? Чтобы держаться от меня подальше? И все же твоя входная дверь все равно останется в ста ярдах от моей. Пес моей жены все равно найдет способ привлечь твое внимание, и мне все равно придется прийти и спасти его… или тебя… в зависимости от того, как на это посмотреть.
Паркер, наконец, бросила быстрый хмурый взгляд на Гаса. Затем прополоскала швабру в раковине прихожей.
— По-твоему, единственный способ держаться от тебя подальше — это переезд?
Гас выглянул из-за угла и посмотрел на нее.
— Да.
— Вот сам и переезжай. Почему переезжать должна я? Мой дом стоит здесь дольше твоего.
Ему нравились ее дерзкие доводы и то, с какой уверенностью она держала спину прямо, даже если это выглядело не совсем правдоподобно.
— Ты прожила там пару недель, — усмехнулся он.
Она повернулась к нему, но ее нахмуренные брови не смогли скрыть блеска в глазах. Как бы ей ни хотелось злиться на него, ее тело сопротивлялось этому.
— Этот дом принадлежал моей семье на протяжении нескольких поколений. Там жили мои бабушка и дедушка, и их родители тоже.
— Только за свою землю я заплатил более трехсот тысяч.
Паркер в удивлении отшатнулась.
— Ты спятил?
— Я сделал это ради любви. Чтобы «показать» жене, как сильно я ее люблю.
Паркер отпихнула его в сторону, — не вскользь, а настоящим толчком — хотя он и не стоял на ее пути.
— Мне жаль беднягу, у которого нет трехсот
— Подумаешь? Было бы замечательно.
Сарказм, кажется, стал темой сегодняшнего утра.
— А пока ты думаешь, не могла бы поведать мне, почему так злишься?
— Я не злюсь. — Прислонившись к стойке, Паркер возилась с телефоном.
— Ты злишься, что я занимался сексом со своей женой.
Она хмыкнула.
— Да, конечно, причина в этом. Я злюсь из-за того, что парень, которого я знаю две недели, занимался сексом со своей женой. Абсолютно разумно. Как ты догадался?
— Потому что я тоже из-за этого злюсь.
Мышцы ее челюсти сжались, и она с трудом сглотнула.
— Я говорила с сарказмом, — прошептала она, не поднимая глаз.
— А я нет.
— Мне плевать.
Гас шагнул ближе.
— Спроси меня, почему.
— Мне плевать.
Еще один шаг.
— Ночью я занимался любовью со своей женой, думая о своей соседке.
— Господи, Гас… — прошептала Паркер, медленно поднимая глаза и качая головой.
— За день до нашей встречи я бы сказал, что я ни хрена не такой парень. Изменщик? Ни. Хрена. Потом мы встретились, и в одно мгновение я стал лицемером и изменщиком.
Паркер ответила умоляющим взглядом, глядя на него так, будто весь ее мир вот-вот рухнет.
— Моя сестра.
Он прищурился, на секунду засомневавшись, правильно ли ее расслышал.
Ее затуманенный взгляд оторвался от его глаз, сосредоточившись на его плече или, может быть, на чем-то за ним.
— Мой парень изменил мне с моей сестрой.
Такого поворота он точно не ожидал.
— Я возненавидела ее сильнее, чем его. Мы — семья. Она — моя родная кровь, но мы не разговаривали уже два года, и, думаю, я была готова никогда больше с ней не заговорить. Пока… — она посмотрела ему в глаза, — …ты не произнес мое имя.
Она рассмеялась, и это прозвучало как самый болезненный смех, который он когда-либо слышал.
— Мое. Имя. Насколько это глупо? Честно говоря, мне оно никогда особо не нравилось. Но когда его произносишь ты… я чувствую это в тех местах, где, черт возьми, не должна ничего чувствовать от женатого мужчины. Я не хочу чувствовать тебя. Не хочу, чтобы ты был в моей голове. Не хочу утром сто раз смотреться в зеркало перед тем, как приду сюда. Не хочу ревновать к твоей жене. И не хочу знать, что ты трахал ее прошлой ночью, думая обо мне.