Когда земли окутает мрак

Вуд Яна

Ярость и пылкость, с которой химера произносила эти слова, заставили мысли Хейты смешаться. Химера жаждала мести и надеялась, что Хейта ей поможет.

– С чего ты хочешь начать? – Она слышала свой голос точно со стороны.

– Как я и сказала, с города Бервит. Покараем его бесчестных обитателей.

Хейта представила, как химера пронзает ядовитым жалом женщин и детей, как те падают замертво, и ей сделалось дурно. Этого нельзя было допустить.

– Я не привыкла карать, – невольно вырвалось у нее.

– Я знаю, – кивнула Мерек. – И в этом твоя ошибка. Ведь люди не колеблясь покарают тебя, если посчитают нужным. Убьют твою мать, деда, сожгут дом. Им будет плевать. Ты должна понять

это, Хейта. Твоя мягкость – проявление слабости. А слабость до добра не доведет. Она сделает тебя уязвимой. И когда-нибудь это будет стоит тебе многого. Хорошо, если не жизни.

Слова химеры приводили Хейту в ужас и причиняли почти что ощутимую, телесную боль. Химера хочет сделать из нее безжалостного мстителя. Такого же, как она сама. Хочет заставить Хейту усомниться в себе, в избранном ею пути. И при этом Хейта понимала: в злых словах химеры была доля правды. У людей бы не дрогнула рука, если бы пришлось…

Химера, видно, прочитала тень смятения на ее лице и осталась этим довольна. Она склонилась над столом.

– Почему ты терпишь то, что они сделали с тобой? Под страхом смерти запретили видеть близких. Ходить там, где ты пожелаешь. Кто они такие? Жалкая горстка грязных неучей? Они ведь не чета тебе, Хейта! Твоя сила превосходит даже силу пастырей. Но ты влачишь жалкое существование в обществе неудачников, перебиваясь скудной едой, ночуя на жесткой земле под открытым небом. Почему ты позволяешь другим решать за себя? Лишать тебя большего? Ведь ты можешь так много, Хейта. С таким волшебством у твоих ног мог бы быть весь мир! Тебе бы больше не пришлось бояться или скрываться. У тебя бы всегда были еда и кров. Твои близкие больше не сидели бы на скудных хлебах в тесном, покосившемся от старости доме. У тебя была бы совершенно иная жизнь. Но для этого надо задушить в себе подлый голосок жалости и сострадания к тем, кто недостоин тебя. К тем, кто причинил тебе столько бед. Это твоя жизнь, Хейта. Ты не обязана проживать ее безвестным изгоем лишь потому, что мир решил, будто быть Чарой – это плохо. Настало время снять серый капюшон и показать миру свое лицо. Прекрасное лицо. Лицо Фэй-Чар. С волшебными отметинами, о которых люди-недоноски могут только мечтать. Волосами, каких у них никогда не будет, потому что ни одна краска в мире не способна повторить их оттенок и блеск. Ты довольно скрывалась, страдала и принижала себя, Хейта. Пришло время выйти на свет!

Хейту помимо воли охватило волнение. Слова химеры пробирались под кожу, упрямые, необоримые. Они шевелились, точно змеи, жалили в самое сердце. Девушка не ведала, как с ними совладать. А потом в ее ушах вдруг эхом прозвучали слова: «С таким волшебством у твоих ног мог бы быть весь мир». Она уже слышала это однажды, от Гула. Хейта невольно вздрогнула, и змеи тотчас исчезли, словно жар сердца испепелил их в мгновение ока. Хейту охватило столь желанное спокойствие и благоразумие.

«Зло скудно на великие мысли, – подумалось ей. – Однообразно, ибо в нем нет жизни, сердца, воображения. Его уловки повторяют себя: месть, богатство, власть. Можно менять местами слова, но суть одна. Зло видит все в искажении, точно в кривом зеркале. В мести – силу. В любви и сострадании – проявление слабости».

Несмотря на искусно вплетенную правду, речи Мерек были темными, лиходейскими. Хейта не могла позволить так легко себя одурачить. Но она должна была дать химере надежду. Убедить ее в том, что купилась, засомневалась и может принять решение, угодное Мерек. Нужно только время. И побольше таких речей, ведущих Хейту в верном направлении.

– Я… не смотрела на это с такой стороны, – произнесла девушка с напускной задумчивостью. – Я привыкла считать, что мир принадлежит людям. А стало быть, нужно подчиняться их правилам.

Химера

фыркнула.

– Заблуждение, нарочно внушаемое людьми всем, кто хоть немного отличается от них. Мир всегда принадлежит самым сильным, Хейта. А самые сильные – это мы. Нужно только заявить о своей силе, и они сами приползут к тебе на коленях, пресмыкаясь, точно жалкие черви. Поверь, мир видел это уже не раз. Они приползали так и к Доргу Лютому. Только он оказался слишком глуп. Ему стоило помнить, что люди любят разить в спину. Но он был слишком самоуверен и неосмотрителен, и это стоило ему жизни. Я же усвоила этот урок еще в детстве. Потому нам с тобой такое гибельное легкомыслие не грозит. – Химера неожиданно вытянула руку и горячо сжала девичьи пальцы.

Первым порывом Хейты было выдернуть их, но она пересилила себя и с молчаливым ожиданием поглядела на химеру.

– Мы станем великими, Хейта. Ты средоточие волшебства. И я – превосходство неуязвимости, скорости и силы. Мы заставим этот мир уважать нас и бояться. Никто не посмеет перечить нам или бросать в нашу сторону косые взгляды. Ты не будешь больше страдать. Переживать о близких, Фэйре, завтрашнем дне. Пойдем со мной, Хейта, обещаю, ты не пожалеешь.

Девушка выдержала пронизывающий взгляд змеиных глаз Мерек. Та говорила искренне, с упоением, с чувством. Хейту осенило: химера не просто искала союзника, она отчаянно нуждалась в нем – чтобы поделиться болью, найти того, кто поймет, чтобы просто не быть одной. Мелькнула робкая мысль – вдруг химера еще способна перемениться?

– Мне нужно все хорошо обдумать, – проговорила Хейта, вымученно улыбнувшись. – Такие решения второпях не принимают. Ты поведала мне сегодня много непростых вещей. Никто прежде не говорил со мной о них. Будь кто другой, я бы, может, и слушать не стала. Тебе же удалось разжечь интерес.

Хейта замерла, гадая, устроил ли химеру ее ответ или надо было сразу согласиться? Мерек еще какое-то время изучающе глядела на нее и неожиданно широко улыбнулась, выставив напоказ смертоносные клыки.

– Ты права. Конечно. О таких вещах в первый же день не решают. Ты устала с дороги. Отдохнешь, как следует обдумаешь мои слова, а завтра мы снова потолкуем.

У Хейты отлегло от сердца. И она ответила улыбкой на улыбку.

III

Комната была просторной. Из арочного окна открывался вид на бушующее черное море. На стене подле окна темнело зеркало в резной оправе.

В таких роскошных покоях Хейте ночевать еще не доводилось, даром что каменные стены испещрили трещины, а углы заросли паутиной, – широкая железная кровать с замысловатой узорчатой спинкой, большой сундук, украшенный драгоценными камнями, говорили о том, что здесь должна жить ни много ни мало венценосная вардовская особа [29] .

29

Вард – правитель Хельдской земли. Вардовская особа – кто-то из членов его семьи.

Хейте отчего-то сделалось неуютно. Она сбросила сапоги и залезла под одеяло, натянув его до самого носа. Облачаться в длинную ночную рубаху, что белела на лавке бесформенным пятном, ей не захотелось.

В голове Хейты беспокойно носились мысли. Химера хотела разжалобить ее, задеть за живое, заставить перейти на ее сторону. «Что ж, – невесело подумалось Хейте, – первые две вещи ей, бесспорно, удались».

В сердце девушки неприятно зудело, разом припомнились гадкие слова, которые бросали ей в спину деревенские; материнское платье, линялое, в заплатках; покосившаяся крыша их неказистого дома.