Кольцевая дорога (сборник)
Шрифт:
В отношениях Горликова и Дементия была приметной одна особенность. Родион не придал ей вначале значения. Удивительны были их отношения: один почти не бывал в цехе, а другой и не требовал этого, словно так и надо. Если появлялся где-нибудь Горликов, Дементий тотчас уходил.
Они, пожалуй, и не стремились встречаться. Дементия видели редко, работал больше в других местах. На таких людей начальство смотрело по-своему. Оно не выпускало из виду их, но и не нажимало, вынужденное негласно считаться: ушел человек — надо, по общественным делам отсутствует. И это превратилось незаметно в привычку. И только свежий
На его взгляд Дементий и Горликов людьми были стоящими, странность их отношений вызывала у Родиона внутреннюю досаду. Хотелось, чтобы люди эти были друг к другу добрее и чтобы их дружбу и взаимопонимание видели бы многие.
С ожесточенным рвением катал Родион тачку, перебирая в уме прошлые дни свои, и они как бы виделись ему прочитанной перед этим книгой. С работы забегал в библиотеку и допоздна читал потом в своей комнате. И не мог уснуть. Сон не приходил. Одно забытье вместо сна было. Он гнал от себя прожитое. Гнал день за днем, чтобы наступил день новый.
Станок его действительно ремонтировал Дементий Штарев. Состоял он членом завкома, входил в две комиссии: по жилью и разным трудовым спорам. А споров никаких Родион не знал. И никакого опыта не имел; что там опыта — представления не было. Спорил он в жизни только на диспутах: о любви, долге, честности.
Выбрав время, когда пустовала тачка, заглянул Родион в прежний свой цех. Дементия не оказалось: позвали наладить срочно в термитном конвейер. В майке, брезентовых штанах и рукавицах, снимал он с конвейера, ползшего из подземелья неторопливо, длинными клещами не остывшие после закалки детали. Проверял. Опробовал. Утирая пот, кивнул Родиону. Посмотрел шкалу на щитке — выключил конвейер, включил второй. Показались детали побольше — длиннее, увесистее. Время явно не для разговоров. На минуту оторвался, пообещал скоро сам прийти. Куда? В сад за оградой. Там и поговорят. И почему в сад, а не куда-либо еще. Родион не спросил. Ему было все равно.
Наступил перерыв. Он подошел к скамье, где сидел уже Дементий. Обедал Родион обычно в столовой. Сегодня он намеревался позвать и Дементия, но опоздал: тот уже раскладывал принесенную с собой снедь.
— Ну, можно начинать, — сказал Дементий, когда Родион подошел. В руках Дементий держал откупоренную бутылку.
— Давай по-быстрому. Стаканы надо вернуть. Из газированных аппаратов взял. Держи.
— Да с чего это ты?
— Ты бери. Рассуждать потом будешь. Весть для тебя припас. Такую, что ахнешь! Уж теперь-тебя вернут в цех. Совершенно уверен. А пока в честь концерта… выпьем. — И он протянул Родиону огурец и стакан с водкой. — Сегодня ж концерт для нас. По заявкам. Ты что, не знаешь? Там и моя есть заявка.
В репродукторе в самом деле объявили концерт. Зазвучала обычная повседневная передача «В рабочий полдень». О ней сообщил прежде радиоузел. Кто мог, выходили слушать во двор: сами ведь концерт составляли. Дементий же затесался в сад.
— Люблю выпить вот так, — рассуждал он. — Втайне куда интереснее. Есть тут
Родион подумал, что вот-вот спохватятся и наверняка будут стаканы отыскивать. Об этих исчезающих в перерыв стаканах давно уже поговаривали. И проучить кое-кого собирались многие.
Из репродуктора же разносилось: «Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля…» Под песню словно бы шел где-то поезд и нескончаемо проплывала под небесами даль.
— За тебя, Дементий, за твою заявку.
— Вот те и рабочий концерт. Неплохо, а? Очень неплохо!
Песня ли разбередила, нашла ли душевная смута, а только чокнулся Родион. Была не была! Пришло шальное на ум. Подумаешь, катать тачку, это не на станке точить. Тачка, она и есть тачка: ломать голову не приходится. Не все ли равно, каким будешь катать ее, трезвым или навеселе.
— Постой, а ведь кого-то несет? — сказал испуганно Дементий, успев, однако же, выпить.
— Правда, кто-то идет…
— Никак, Сипов.
Дементий тут же скомандовал — убирать. Мигом смахнули со скамьи бутылку, спрятали под газету стаканы. Второпях бутылка упала под ноги, полилась и выкатилась на дорожку. В четыре руки метнулись к ней. И не успели.
Дорожкой сада к скамье, где сидели, ковылял Сипов. Он был уже рядом. И не мог не видеть.
Позже Дементий рассказывал, что в жизни не переживал так, как в ту минуту. И вот странно, Сипов лишь поздоровался. И прошел как ни в чем не бывало. Правда, на часы почему-то глянул. А заметил, не подал ли вида — понимай как хочешь. Лучше бы сказал что. По крайней мере, было бы тогда ясно.
— У-у-у, проклятая! — пнул Дементий ногой бутылку. — Чтоб тебя… Лишат тринадцатой зарплаты. — Он длинно выругался, плюнул зло на ядовито-зеленую этикетку. На ней были в один ряд буквы. — Несдобровать нам от этой встречи. Чует мое сердце.
— Брось. Не видел он.
— Не ви-и-идел? Все видел!
— А почему смолчал?
Спроси, поди.
— Сам спроси.
Дементий тут же заторопился, сказал, что в цех не пойдет сейчас, есть, у него, дела в завкоме, Й чтоб о встрече с Сиповым никому не болтал. Он спросил Родиона:
— Аттестат, говорят, получил?
— Получил.
— И что дальше?
— Думаю в институт подаваться.
— Вроде жениться намеревался.
— Я на вечернее собираюсь.
Дементий не ответил. Он думал о чем-то своем и об аттестате спросил, наверное, просто так. Что-то сейчас не давало ему покоя, заметно тревожило, настраивало на невеселый лад:
— Плохо, Родион, дело.
— В каком смысле?
— Откуда бы Сипову догадаться…
— Он случайно набрел.
— Как бы не так! Кто-то сказал ему…
Понуро и тихо уходил Дементий из сада. И Родион так и не узнал, о чем хотел Дементий сказать ему.
Под окнами общежития темнели деревья. А над городом разливался уже короткий летний рассвет. Последняя звезда одиноко и запоздало светилась над горизонтом. Родион проснулся. И лежа вслушивался в ранние рассветные звуки. Ночью ему приснился давно умерший брат. Во сне они с кем-то дрались, потом рыбачили. Потом виделось, как мать поливала грядки, таскала большие ведра. Родион хотел и не мог помочь ей. Когда он потянулся к ведру, послышался скрежет станка. И мать с ведрами куда-то исчезла.