Кольцо Небулона
Шрифт:
— Прощай, Небулонка — Она смотрит в эфир, будто прямо на меня, её улыбка — это вызов, это обещание, что она уничтожит всё, что мне дорого.
Бах. Звук выстрела Грейс, оборвавший жизнь Скверны, врывается в мой разум, как раскалённый клинок, разрывая всё, что держало меня в сознании. Я лежу на платформе в медицинском отсеке базы Небулонцев, моё тело — сплошной узел боли, израненное, неподвижное, словно чужое. Кости ноют, мышцы горят, каждый вдох режет грудь, но мои тёмные глаза прикованы к экрану, что парит над терминалом. Скверна, моя последняя надежда, моя вина, моя семья, падает на пол генераторной «Кроноса». Её кровь растекается тёмной лужей, блестящей в зелёном свете, её броня с красными вставками разорвана, чёрные волосы прилипли к бледному, почти мёртвому лицу. Её клыки, её алые глаза — всё, что делало
* * *
Тьма рассеивается, но она оставляет холод, что сковывает мои кости, как ледяной вакуум. Я открываю глаза, но это не мои глаза. Тело чужое — сильнее, тяжелее, кожа слегка светится, будто пронизана звёздным светом, а руки покрыты тонкими линиями, как встроенные цепи, что пульсируют слабым голубым сиянием. Я не на базе Небулонцев, не в своём привычном теле, что осталось на платформе. Мой разум кричит, бьётся в клетке, пытаясь понять, где я, кто я. Комната вокруг незнакомая, но её красота режет, как ложь: просторная, с белыми стенами, усыпанными голографическими узорами, что текут, как галактики, переливаясь мягкими оттенками синего и серебра. Потолок высокий, почти бесконечный, с парящими светящимися сферами, что отбрасывают тёплый, но обманчивый свет, как звёзды в мёртвом космосе. Я сижу за столом, вырезанным из какого-то кристаллического материала, его поверхность холодна, как лёд, и отражает моё лицо… Нет не моё. Это лицо совершенно другого сузества, лицо создателя СИСТЕМЫ, гения и презренного Федерацией человек, Небулона.
Я чувствую его мысли, его боль, его силу, и осознание накрывает меня, как удар. Это не просто сон, это воспоминание — моё воспоминание, врезанное в мой разум, как осколок прошлого. Я — Небулон, запертый в этом моменте, в этом теле, а то что сейчас происходит, начало того, что сломало когда-то. Мой разум кружится, пытаясь ухватиться за реальность, но всё, что я вижу, — это три женщины передо мной, их голоса звенят, как музыка, но в них фальшь, как в треснувшем колоколе, что не может держать мелодию. Они сидят вокруг стола, их одежды струятся, как жидкий металл, их лица — совершенство, но их глаза выдают яд, что сочится из их душ.
Это мои жёны, три старшие. Золотая, чьи волосы сияют, как расплавленный янтарь, падают на плечи, как солнечный свет, но её глаза холодны, как лёд на астероиде. Чёрная, с короткими локонами, что обрамляют её лицо, как ночь, говорит тихо, но её слова остры, как лезвия, что режут без крови. Серебристая, чья кожа мерцает, как звёздная пыль, а глаза меняют цвет, смеётся, но её смех пустой, как эхо в заброшенной станции. Они болтают о звёздах, о планах, о будущем, что мы якобы построим вместе, но их взгляды избегают меня, скользят по стенам, по узорам, по всему, кроме моих глаз. Их улыбки ядовиты, как газ, что медленно душит, и я чувствую, как моё сердце сжимается, предчувствуя удар. Но не в теле Небулона, нет. Прошлый я полностью им доверяет, даже не предполагает что может случится что то страшное, в глазах Небулона, это семья, те, кто не способны предать. Большая ошибка
— Ты слишком занят, любовь моя — Золотая говорит, её голос сладкий, как мёд, но сейчас я слышу в нем тщательно скрываемую ложь, её пальцы касаются моей руки, но прикосновение холодное, как металл в вакууме.
Я хочу отшатнуться, но тело не слушается. Оно тяжёлое, неподвижное, как будто я прикован к стулу невидимыми цепями. Небулон никогда не откажет своим женам, готовый выслушать их и найти компромис.
— Может, тебе стоит больше доверять нам — Чёрная добавляет, её глаза сузились, как у хищника, что ждёт момента для прыжка. Небулон не понимает что она имеет ввиду. Я всегда доверял им, доверял как самому себе… То есть Неублон. Или…
Её слова режут, и я чувствую, как мои инстикты хотят дернутся, спастись, но что-то держит меня, сковывает, как яд, что течёт по венам. Серебристая хмыкает, её насмешка — как осколок стекла, что впивается в кожу, её смех звенит, но
Я хочу ответить, крикнуть, спросить, что они задумали, но мой голос мёртв, мой разум кричит, но тело остаётся статуей. И только сейчас в сознании Небулона просыпается оссознание. Паралич сковывает тело, как невидимая сеть, что душит силы. Мои способности все еще при мне, я чувствую их, но они молчат в овтет, как мёртвые звёзды, подавленные чем-то, что я не могу понять. Моя СИСТЕМА, мой якорь, моя сила, гаснет, и я чувствую себя голым, уязвимым, как никогда раньше. Мой разум бьётся, пытаясь найти выход, но всё, что я вижу, — это их лица, их улыбки, их ложь. Это вводит в сметение, непонимания, чем Небулон их обидел, что он не сделал для этих женщин?
Я вспоминаю Скверну, мою младшую жену, её алые глаза, её клыки, её верность. Она не здесь, и это даёт мне искру надежды. Где она? Я тянусь к ней через СИСТЕМУ, посылаю сигнал, крик, предупреждение, но сигнал гаснет, как свеча под ветром. Что-то блокирует меня, что-то мощное, и я чувствую, как паника, чуждая мне, начинает расти. Небулон, создатель системы, скрывающийся в тени, что б поддерживать хрупкий баланс этого мира, но сейчас я пленник в собственном теле, в собственном прошлом.
Дверь распахивается с грохотом, что эхом отдаётся в комнате, и бойцы Федерации в чёрной броне врываются, их шаги тяжёлые, как удары молота. Их винтовки гудят плазмой, визиры горят красным, как глаза демонов, и я вижу, как их оружие нацелено на меня. Мой инстинкт орёт — защитить, драться, уничтожить, — но паралич держит меня, как стальные цепи, что впиваются в плоть. Я рвусь к жёнам, моё сердце бьётся, как двигатель, но они не кричат, не бегут, не зовут меня. Они встают, их движения плавные, почти театральные, и их лица озаряют надменные улыбки, что режут глубже, чем любой клинок.
— Ты думал, мы будем терпеть твою холодность вечно? — Золотая говорит, её голос ядовит, как газ, что душит медленно, её глаза блестят торжеством, как будто она уже победила.
— Мы сделали выбор — Чёрная добавляет, её тон холоден, как вакуум, её взгляд — как лазер, что прожигает насквозь.
Серебристая смеётся, её смех режет, как стекло, что дробится под ударом, её глаза меняют цвет, но в них нет тепла, только насмешка. Моя грудь сжимается, как будто кто-то вырвал моё сердце. Они предали меня. Ревность, глупые мысли, что я их не любил, толкнули их к этому. Я вспоминаю их слова, их жалобы, их взгляды, что я игнорировал, думая, что любовь — это не слова, а дела. Я строил для них миры, я дал им звёзды, но они хотели большего, и теперь они продали меня Федерации, как трофей.
Я тянусь к Скверне, моя воля бьётся, как птица в клетке. Я посылаю сигнал, крик, мольбу, чтобы она бежала, чтобы спаслась, но СИСТЕМА молчит, блокированная параличом, что сковал меня. Мой разум кричит её имя, я вижу её лицо, её алые глаза, её твёрдую улыбку, но связь рвётся, и я чувствую, как надежда умирает. Бойцы хватают меня, их перчатки сжимают мои руки, металл наручников защёлкивается, холодный, как смерть. Иглы вонзаются в мою шею, транквилизатор течёт по венам, и я чувствую, как сознание ускользает. Последнее, что я вижу, — пистолет у макушки Золотой. Её улыбка дрогнет, её глаза расширяются, и я понимаю, что Федерация предаёт даже предателей. Тьма глотает меня, как бездонный космос, но я цепляюсь за Скверну, за её образ, за её верность.
* * *
Я прихожу в себя в лаборатории, окружённый стальными стенами, что блестят, как лёд под прожекторами. Машины гудят, их низкий гул отдаётся в моих костях, датчики мигают зелёным и красным, как пульс умирающей звезды. Запах озона режет ноздри, смешиваясь с металлическим привкусом страха. Мои руки скованы магнитными наручниками, что жужжат, как рой насекомых, на шее туго сидит ошейник, его холодные края впиваются в кожу, гася СИСТЕМУ, мою связь с миром. Я чувствую, как она умирает, как мой разум отрезан от всего, что делало меня мной. Киборги в чёрной броне стоят вдоль стен, их визиры горят голубым, винтовки нацелены на меня, и я вижу, как их пальцы дрожат на спусковых крючках. Напряжение в воздухе густое, как перед взрывом, и я чувствую их страх — они боятся меня, даже связанного, даже сломленного. Это даёт мне искру, слабую, но живую.