Колдовской отведай плод

Синегорская Натали

— Я-то понял, конечно. Боюсь только, Мира его не отдаст.

— Ну так заставь.

— Не могу. Я ведь ей не хозяин.

— Слушай, ну почему ты такой идиот? — разозлилась Данни. — Ясно же было сказано — нужно влюбить в себя толстуху, расположить ее к себе, по возможности соблазнить! Соблазненными девицами очень легко управлять. А ты чем занимался? Флиртовал с другой? Я тебе за что деньги плачу, не подскажешь?

— Я не стану влюблять в себя Миру помимо ее воли, — ответил Гвейн.

На меня он вообще не смотрел.

Ну и ладно. Если он хочет показать, что дела Данни его не касаются, и он сам по себе в этой игре, то я все равно не поверю. Ни за что. Наверняка его последняя фраза — это очередная уловка, чтобы показать лояльность по отношению ко мне.

И что же с таком случае происходит дальше? Я клюю на его удочку, отдаю ларец, а он тут же — опа — и вручает его хозяйке.

Не дождутся.

Если честно, я плохо представляла, чем может завершиться сегодняшняя ночь. Не знаю, как Гвейн, но я была вымотана до предела. Устала, очень хотелось есть. Еще немного, и я не выдержу.

— Не хочешь — не влюбляй! — Данни уже почти кричала. — Мне все равно, как ты заставишь ее отдать мне ларец!

— Боюсь, никак. Тебе она его не отдаст.

— Ты уверен? Я — что-то не очень. Видишь ли, моя подруга с самого детства жалеет всех бедных, несчастных и угнетенных. Она тебе рассказывала, как притащила сюда оборванца, оказавшегося магом?

— И тебя, — добавил Гвейнард.

— И меня, — кивнула Данни. — А потом еще несколько лет терпела мое присутствие. Не жаловалась, не плакала, ничем не показывала, как я их стесняю.

— Но ты совсем не стесняла нас! — не выдержала я.

Гвейн обернулся ко мне:

— Ей не понять, Мира.

Данни фыркнула:

— Если честно, мне плевать. На вас всех. С высокой колокольни. Ладно, хватит болтать. Сейчас ты будешь умолять меня взять у тебя драгоценную ношу.

Она сделала рукой быстрое движение. Гвейн упал на колени и схватился за горло одной рукой — вторую он так и держал за спиной.

— Он задохнется, — сказала Данни, обернувшись ко мне. — На твоих глазах. Я постараюсь, чтобы его мучения продлились как можно дольше. Ты это допустишь?

— Нет, — твердо сказала я, глядя на покрасневшее лицо Гвейна. — Конечно ж, нет. Отпусти его, Данни. Я отдам тебе ларец.

— Отдавай, — сказала она и шагнула ко мне, протянув руки.

— Сначала отпусти Гвейнарда.

— Ты намерена торговаться? Зря.

Гвейн замотал головой и захрипел. Я, не колеблясь, протянула ларец.

Руки моей бывшей подруги дрожали. Она уже не обращала внимания на готового потерять сознания парня. Конечно, я была идиоткой, так как прекрасно понимала — ни меня, ни его она не отпустит, скорее всего, убьет — не оставлять же свидетелей. Но казнить себя всю оставшуюся жизнь за смерть лучшего, хоть и бывшего друга я не могла.

Еще немного — и пальцы Данни коснутся ларца.

Но тут произошло нечто такое, чего я никак не

ожидала. Гвейн, собрав последние силы, выбросил вперед правую руку, ту, что находилась за спиной. Яркий свет рванулся из его ладони в нашу сторону. Данни дико закричала и отскочила от меня.

Поздно. Шесть кинжалов — а летели именно они — будто послушные чьей-то посторонней воле заключили девушку в кольцо и воткнулись в пол, образовав вокруг нее треугольник.

Тут же я почувствовала долгожданное освобождение, мгновенное, будто с меня спали ледяные оковы, не дававшие двигаться. Гвейн сидел на полу и кашлял, вдыхая воздух с хрипом. Его больше не душила невидимая рука, чему я была несказанно рада.

Данни кричала. Однако, теперь крик ее слышался глухо, будто между нами и ней находилась плотная прозрачная стена. В принципе, так, наверное, и было на самом деле, потому что она металась между кинжалами, но постоянно на что-то наталкивалась, не в силах переступить некую черту, определенную для нее волшебным оружием Великих Подпор.

Гвейн поднялся и подошел ко мне:

— Как ты, Мира?

— Устала, — сказала я честно. И заплакала. Оттого, что руки мои были заняты, утереть слезы я не могла.

— Оставь ты ее, — посоветовал приятель. — Никуда она теперь не убежит.

Разжать пальцы удалось с трудом.

— Ты про коробку или про Данни? — уточнила я.

Поставила ларец обратно в рояль и потрясла занемевшими кистями.

— К обеим относится, — сказал Гвейн и потер шею. — Теперь ни за одну из них нечего волноваться. Девушка наша сейчас побеситься немного, да и успокоится. Вот тогда мы ею займемся. А пока дадим время освоиться с новым положением. Мира, сядь куда-нибудь, еле на ногах ведь стоишь. Вот только куда?

Какая разница, куда? Я бы уселась даже на доску, утыканную гвоздями. Поэтому опустилась на пол там, где стояла.

Гвейн перевел спокойный взгляд на Данни, мечущуюся среди шестерки кинжалов. Я тоже наблюдала — отстраненно и равнодушно. Кричала она от боли или просто от досады, что все ее мечты теперь так и останутся мечтами? Не знаю. Да и какая разница?

— Как ты тут оказался? — спросила я у Гвейна. — Кажется, у тебя были какие-то неотложные дела. Я не права?

— Права, — ответил он. — Правда, не дела, а всего одно дело — как следует выспаться.

— И что же тебе помешало?

— Ты не поверишь, но целых два обстоятельства. Во-первых, когда я доехал до своей квартиры… ну, той, которую я снимаю… обнаружил на соседнем сиденье нашу неразлучную серебристую шестерку. Сначала сильно удивился — неужели ты их захватила их замка и забыла? Ну, во-первых, я не помню, чтобы ты поднималась к себе, а ведь кинжалы, кажется, хранились там. Или один из них все-таки был с тобой? Нет? Ну, не важно. Во-вторых, не могла же ты всю дорогу на них сидеть и не заметить, правда? Или могла?