Колдовской отведай плод
Шрифт:
Не знаю, какого чуда я ожидала, но когда отзвучал последний аккорд, едва не вскрикнула, потому что прямо на моих глазах крышка рояля, тяжелая черная крышка, медленно поднялась. Я привстала и заглянула внутрь.
Наверное, я ожидала увидеть нечто грандиозное. Например, такой же ларец, как те два, что принес Сварт. Но меня ждало глубокое разочарование. Над струнами висел в воздухе небольшой квадратный ящичек, ничего общего не имеющий с теми двумя яблоками, что отдали наследникам. Простой ящик величиной примерно со средних размеров фолиант, выполненный из дерева, безо всяких украшений, резьбы, драгоценных камней и прочих блестящих штучек, с нарисованным
На вес он оказался довольно легким. Очень хотелось открыть его, но я почему-то не решалась — боялась разочароваться. А ну как внутри ничего не окажется?
— Ты все-таки его нашла, — раздался за спиной знакомый голос. — Наконец-то.
Я резко повернулась и, увидев подругу, расплылась в улыбке:
— Данни, дорогая! Желаю радоваться!
Она не ответила. Ее взгляд был прикован к ларцу.
— Как ты тут оказалась, милая? — спросила я. — Ночь на дворе.
— Ночь? — она потрясла головой, будто стараясь сбросить наваждение.
Потом к чему-то прислушалась и кивнула:
— Да, уже довольно поздно. Или, если хочешь, рано. Скоро утро, знаешь ли. Я еще успею немного поспать. Так что давай его сюда.
— Кого — его?
— Ты идиотка?
— Данни!
Я не узнавала любимую подругу. Ни разу в жизни она не называла меня идиоткой. Мы всегда были как сестры, нежно любящие друг друга.
Теперь же взгляд ее стал жестким, в голосе слышался металл, а лицо перекосила презрительная усмешка. Нет, это определенно не моя дорогая Данни.
— Данни, что с тобой? — испуганно спросила я.
— Точно идиотка, — усмешка стала еще более презрительной. — Ладно, нечего впустую сотрясать воздух. Дай сюда ларец. Ну, быстро!
Она сделала шаг ко мне. Я инстинктивно подалась назад и уперлась в рояль. Больше отступать было некуда.
Дании сделала еще один шаг:
— Думаешь убежать? Нет, толстая дурочка, ты не убежишь. Ты даже не протиснешься в узкую щель между роялем и стеной, чтобы добраться до окна. Не зря же я столько лет подсовывала тебе сладкие булочки и жирные пирожные. Мои усилия оправдались с лихвой. Ты стала неповоротливой и неуклюжей. Как раз то, что и требовалось.
Она расплылась в довольной улыбке.
— Ты не Данни. Кто ты? — спросила я, чувствуя, как холод ужаса разливается в груди.
— Да я это, я. Не дури.
Все больше леденея, я осознала: это действительно Данни. Та самая Данни, которую я любила. С которой делила одну комнату. Та самая Данни, что была мне как сестра.
Однако я ее совсем не узнавала. Неужели можно измениться вот так, в одну минуту? Или это какой-то жуткий розыгрыш?
— Нет, — сказала я. — Моя Данни не такая.
— Такая, такая, — она довольно оскалилась. — Ты владеешь маго-взором, однако самым обычным видишь не дальше своего носа. Ну, хватит. Отдай ларец!
На сей раз в ее голосе звучала угроза.
— Это ты устроила в моей квартире погром? — внезапно осенило меня.
— Нет, она определенно идиотка, — покачала головой девушка.
— Значит, ты, — обреченно сказала я. — И в кабинете своего отца тоже. Данни, но зачем? Зачем надо было разбивать все вдребезги? Рвать, ломать, крушить? Понятно,
— Она думает! — Данни запрокинула голову и громко расхохоталась. — Да неужели?
Я с ужасом смотрела на нее — стройную, красивую, вызывавшую восхищение у всех ее знакомых. Про меня и говорить нечего — Данни была моим идеалом. Теперь он рушился прямо на глазах. Не передать, как мне было больно наблюдать за крушением образа, на который я разве что не молилась.
— Если бы ты думала хоть немного, — отсмеявшись, продолжила девушка, — то ни за что не привела бы к себе домой незнакомую девчонку. Разве ты знала, где и как я жила раньше? А главное — кем были мои родители.
— Но ты ведь о них рассказала, — неуверенно сказала я, догадываясь: она поведала далеко не все. — Твои тогдашние мама и папа были ученые. Они погибли при испытаниях…
— Нет, моя дорогая глупая подруженька. Они вовсе не были учеными. Точнее, учеными, но несколько в другой области. Они были магами-экспериментаторами. Ты же знаешь, их в общем-то мирные опыты до смерти пугают почтенных обывателей, что трясутся в своих ветхих домишках, запираются на десять запоров и придумывают, как бы позаковыристее извести магов, не вписывающихся в единственно правильную концепцию мироустройства. Для начала их объявили отступниками, потом развязали охоту, которая увенчалась известным успехом. Их схватили. А вот сломить и заставить выдать сообщников не удалось. К счастью, осталась та, что продолжила их дело. Нет, сперва, конечно, приходилось скрываться. Но согласись, я хорошо сыграла свою роль сиротки, чьи родители были учеными! Прекрасная ложь, не правда ли? Обычно дети, кочующие из семьи в семью, не страдают сентиментальностью, но ты у нас, конечно же, особенная. Страдающая, жалостливая. Рассказать тебе сказочку и заставить в нее поверить не составило труда, особенно если при этом пустить слезу. Неужели передались мамочкины гены?
— Оставь в покое маму, — кровь бросилась мне в лицо, то ли от гнева, то ли от стыда за Данни, умудрившуюся вскользь пнуть мою маму, давшую дрянной девчонке кров. — Не тебе марать ее имя всуе.
— Ты говоришь о той неврастеничке, что ночами ревела, обнимая портрет сгинувшего муженька? Мира, дурочка толстая, так ты до сих пор не знаешь о своих настоящих родителях?
Я стояла как громом пораженная. Что она имеет в виду? Что мой папа ноль-три вовсе не папа мне? И мама — не мама?
— Конечно же, ты не знаешь, — продолжила Данни. — Он ведь вычистил воспоминания о тех годах и заменил их другими. Как он сам говорил — накинул на тебя базис беспамятства, а затем — базис ложной памяти.
— Кто — он? — я уже совершенно ничего не понимала. — Зачем вычистил?
— Понятия не имею. Вероятно, потому, что ты была скверным ребенком. Совершенно отвратительным. И по характеру, и по внешности. Дебилка, одним словом. И, тем не менее, тем не менее… Удивительны причуды истинной магии. Каким-то образом ему все-таки удалось узнать о твоих задатках Привратницы.
Так. Про Привратницу мне поведал Даш Меднель. Данни говорит про него, что ли?
— Кому — ему?
— Неважно. Теперь уже неважно. Для тебя. Если бы ты сообразила обо всем сама и чуть-чуть пораньше, то, возможно, могла бы что-то изменить. А теперь уже нет. Давай сюда ковчежец, и покончим.