Колье госпожи де Бертлен

Миланич Л.

– Ба! Ваша светлость! Не прошло и месяца! Кого опять поймали? Нет-нет, не говорите, я сам догадаюсь. Вы обнаружили в подвале своего дворца банду сектантов-людоедов!

– Когда я наткнусь на нечто подобное, то, пожалуй, обращусь именно к Вам, Григорий Алексеевич – сказал, подойдя к столу, князь.

Дронов встал и протянул Воротынскому руку:

– Что же тогда привело Вас в наше учреждение?

Владимира Александрович пожал руку участкового, но от предложения присесть воздержался:

– Мне необходимо увидеть Люси Идо

– Кого?

– Люси

Идо – повторил князь.

– Уберите от лица этот платок! Я решительно ничего не понимаю – с некоторым раздражением сказал Григорий Алексеевич.

– Я уберу от лица платок только тогда, когда Вы раз и навсегда вынете изо рта свою отвратительную трубку! – громко ответил ему Владимир Александрович – Мне нужна Люси Идо!

– А! Это та воровка? По делу о краже бус у княгини Ахматбей? Зачем она Вам?

– Павел Дмитриевич попросил меня найти колье. Мне необходимо с ней поговорить

Дронов махнул рукой:

– В этом абсолютно нет никакой надобности, Ваша Светлость. Мои дознаватели с ней работают, и скоро она скажет, куда задевала эти бусики

– Колье… – поправил Воротынский.

– Без разницы, Владимир Александрович

– И всё же, я должен с ней поговорить

Участковый пристав сел и сделал пару затяжек из прямой трубки:

– Дело госпожи Иду уже решённое. Говорить не о чем

– Идо. Её фамилия Идо

– Всё равно. Она воровка. А для воров закон един

– Григорий Алексеевич, я вынужден настаивать

Дронов вздохнул и вынул изо рта трубку:

– Что Вам в театре не сидится?

– Но это уже точно не Ваше дело

– Ладно, идёмте-с – Дронов встал из-за стола и вместе с князем вышел в коридор.

Они прошли в холодный, тёмный полуподвал, в котором находилось четыре большие камеры. В одной из них, вместе с громко храпящим пьянчужкой и двумя неприятной наружности господами, в рваных лохмотьях, грязных и волосатых, лежала на деревянной скамье служанка Луизы Евгеньевны. На щеке у неё был синяк, лицо отёкшее, чуть ниже губы – ссадина. Платье было порвано. От её вида Воротынскому сделалось не по себе:

– Её били?! – с ужасом, отвращением и ненавистью спросил он у Дронова.

– Откуда же мне знать? Дознание не я провожу – ответил тот, отпирая дверь камеры – Подъём!

Люси открыла глаза, и медленно приподнялась, придерживая одной рукой порванное платье. Затем, прихрамывая, вышла из камеры и встала перед Дроновым. Это была молодая девушка, лет двадцати, смуглая, черноволосая француженка, такая же, как и её хозяйка, только в сотни раз невиннее и милее, с детским лицом и глубокими, чёрными глазами. Вид у неё был до того измученный и утомлённый, что лицо не выражало никаких эмоций.

– Звери… – бросил Владимир Александрович и, взяв девушку за плечо, отвёл от Дронова – Распорядитесь выделить нам комнату и принесите туда чаю

– А икорки Вам не дать? – спросил Дронов, запирая камеру.

Владимир Александрович

был возмущён поведением полицейского, и терпение его уже было на пределе:

– Ваши остроты, Григорий Алексеевич, в данный момент совершенно не уместны. Я подам жалобу в канцелярию Его Императорского Величества, по поводу чудовищного содержания задержанных. А сейчас выполняйте мои требования, если не хотите служить ночным сторожем камчатских сопок!

Слова князя несколько урезонили участкового пристава. После этого, он уже ничего не говорил, а проводил Воротынского и Люси Идо в кабинет околоточного надзирателя, коего попросили посидеть в коридоре, а буквально через пять-шесть минут Владимиру Александровичу принесли чашку свежезаваренного чая и вазочку с сушками.

– Благодарю, теперь оставьте нас наедине – сказал Воротынский, садясь на место околоточного надзирателя, городовому низшего оклада, приносившему чай.

Напротив князя, дрожа, и глядя стеклянными глазами в пустоту, сидела Люси Идо. Владимир Александрович взял свою чашку и поставил её перед девушкой:

– Пейте, пожалуйста, согревайтесь

– Благодарю – полушёпотом ответила Люси и, обхватив обеими руками фарфоровую чашку, сделала несколько маленьких глоточков.

– Говорите по-русски? – осторожно начал князь.

– Да…

Акцент был совсем неявным. Люси немного картавила. Князь улыбнулся и попытался заглянуть в её глаза:

– Как Вы себя чувствуете?

– Хорошо – отвечала девушка, не выпуская чашки из рук.

– Вас ведь зовут Люси Идо?

– Да

– Очень приятно. Я – Владимир Александрович. Могу ли я задать Вам несколько вопросов? – после короткой паузы, медленно и осторожно поинтересовался Воротынский.

– Задавайте… – ответила Люси, сделав ещё несколько глотков.

– Скажите, Люси, Вы помните тот вечер, когда у Вашей хозяйки пропало колье?

– Помню…

Владимир Александрович опёрся о стол локтем:

– А можете сказать, где Вы находились в течение этого вечера? Вы поднимались наверх?

– Да. Два раза…

– Зачем? – аккуратно расспрашивал князь.

– В первый раз – открыть каминную заслонку, а второй – по просьбе Луизы Евгеньевны

– По какой просьбе?

– Она попросила меня взять из их с Павлом Дмитриевичем спальни ключ от комнаты с драгоценностями

– А где этот ключ хранился?

Люси потихоньку оживала и взяла из вазочки сушку:

– В ящике туалетного столика

– Луиза Евгеньевна носит с собой только тот ключ, что отпирает шкатулку с колье?

– Да…

– А кроме Вас кто-нибудь поднимался на второй этаж?

Люси задумалась:

– Луиза Евгеньевна водила в комнату с украшениями госпожу Гроссо. А больше, пожалуй, никто туда не поднимался… хотя… нет, постойте… дворецкий ходил туда, точно не знаю зачем, и нянечка, когда проснулся кто-то из детей и начал плакать, ушла и больше не спускалась