Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века
Шрифт:
Если учесть, что «Песни и сонеты» Донна впервые были изданы в 1633, а два года спустя переизданы еще раз, можно предположить: Визер знал это стихотворение, и, создавая свой текст, откликнулся на донновский образ, но гораздо вероятней считать, что оба автора просто совпали в описании рутинного движения, которым чертежник проводит круг.
George Wither. A collection of Emblemes, Ancient and Moderne. London, 1635
Как бы ни было, мы видим, что эмблема с изображением циркуля и девизом «Labore et constantia» аккумулирует в себе довольно широкий спектр «светских» и «богословских» мотивов, что
5
Мы уже говорили, что, исполняя обязанности секретаря у лорда Томаса Эджертона, Донн мог видеть и, скорее всего, видел «Трактат о предсказательной астрологии» Джона Чамбера.
Трактат должен был попасть в дом патрона Донна вскоре после своего выхода – то есть еще до Рождества 1601 г. В декабре 1601 г. Донн сочетался тайным браком с шестнадцатилетней племянницей жены своего патрона – Анной Мор, и вскоре после венчания Анна покинула Лондон и вернулась в фамильное поместье отца, сэра Джорджа Мора – Лузели Парк. После этого Донн прибег к посредничеству графа Нортумберленд, который гостил в феврале в доме Моров, с тем чтобы тот оправдал мужа Анны в глазах ее отца. Однако посредничество оказывается неудачным, и в феврале 1602 г. Донн арестован по обвинению в соблазнении девушки.
Неизвестный художник. Томас Эджертон, виконт Брэкли. Конец XVI – начало XVII века. Национальная портретная галерея, Лондон
Тем самым в начале 1602 г. Донн пребывает в разлуке с женой, причем возлюбленные разлучены вопреки своему желанию. У Донна есть серьезнейший повод для написания текста о разлучении возлюбленных – гораздо более яркий, чем поездка в Париж десять лет спустя. Мы имеем и подобающую ситуацию, в которой могло возникнуть стихотворение, и образный толчок к его созданию – титульный лист книги, возможно, известный и предполагаемому адресату стихотворения – Анн Мор, которая познакомилась с Донном именно в доме Эджертонов.
Исходя из этого, мы можем довольно точно датировать донновский текст второй половиной 1601 – началом 1602 г. При том что датировка эта опирается на косвенные данные, она не менее обоснована, чем та, которая принята вслед за Исааком Уолтоном.
Географические карты раннего нового времени как эстетизация и концептуализация репрезентированного пространства
Традиционно историков картографии больше интересовали карты, чем их декоративное оформление. Историков же искусств занимали либо вопросы, связанные с принципами передачи ландшафта на картах и в пейзажной живописи, [639] либо проблематика так называемых «картографических залов» в итальянских палаццо. [640] Тем самым и историки географии, и искусствоведы вопросы задавали главным образом именно карте: обращалось внимание на то, насколько точно представлен на ней соответствующий участок земной поверхности, как передан характер ландшафта, и т. д.. [641] После 1980-х гг. прошлого века ситуация несколько изменилась – усилиями Дж. Б. Харли [642] и Д. Вудворта, [643] испытавших на себе импульс постмодернистской философии, «карты перестали восприниматься в первую очередь как нейтрально-инертная фиксация морфологии того или иного ландшафта, или же как пассивное отражение мира объектов, но в них стали видеть преломленные образы, вносящие свой вклад в диалог, который ведут насельники социально сконструированных миров». [644] При этом внимание к социальному обернулось, характерным образом, вниманием к репрезентации властных отношений per se. [645] В итоге оформилась школа, исходящая из того, что, как писал Джон Пиклез, «картография везде и всегда имеет дело с внешне заданными и общераспространенными символическими формами и условностями, пусть это не осознается создателями и потребителями карт. Воздействие этих техник и эффектов становится предельно ясно, когда мы обращаемся к пропагандистским текстам как таковым. На самом базовом уровне используемая иконография заведомо адаптируется для коммерческой или политической пропаганды». [646]
639
Alpers Svetlana. On the Emblematic Interpretation of Dutch Art / Alpers Svetlana. The Art of Describing. Chicago, 1983. P. 229–233; Rees R. Tohn Constable and the Art of Geography/ Geographical Review. Vol. 66, # 1 (January 1976). P. 59–72; Rees R. Historical Links between Cartography and Art/ Geographical Review, Vol. 70, No. 1 (Jan., 1980). P. 60–78
640
Fiorany F. The Marvel of Maps: Art, Cartography, and Politics in Renaissance Italy. Yale, 2005.
641
Consgrove D. Apollo's eye: A cultural geography of the Globe. Hettner Lecture I. June 2005. (URL:Обращение 20.12.2013).
642
Harley J. B. Historical geography and the cartographic illusion/ Journal of Historical Geography. № 15, 1989. P. 80–91; Harley J. B. Maps, knowledge, and power/ Congrave D, Daniels S. (Editors). The iconography of Landscape. Essays on the symbolic representation, design and use of past environments. Edited by D. Cosgrove and Stephen Daniels. Cambridge, New York, 1989.
643
Woodward David. Cartography and the Renaissance: Continuity and Change/ Woodward David (Ed.) The History of Cartography. Vol. III. Cartography in the European Renaissance. Part I. Chicago, London, 2007. P. 3–24.
644
Harley JB. Silence and secrecy: The hidden agenda of cartography in early modern Europe/ Imago Mundi. Vol. 40 (1988). P. 57–76.
645
Crampton J. W. Maps as social constructions: power, communication and visualization/ Progress in Human Geography # 25, part 2. 2001. P. 235–252.
646
Pickles J. Texts, Hermeneutics and Propaganda Map/ The Map Reader: Theories of Mapping Practice and Cartographic Representation. Edited by Martin Dodge, Rob Kitchin. Willey – Blackwell, 2004. P. 400–406.
В
Нас интересует несколько иной аспект проблематики, связанной с декоративным оформлением карт: как именно их визуальная «эстетика» определяет наше восприятие, как и насколько смыслы объекта – географической карты, – заключенного в несущую «декоративные» функции рамку, этой рамкой деформируются и мутируют под ее воздействием? В XVII в. одна и та же карта могла издаваться в разных декоративных оформлениях – как при этом изменялась «семантическая нагрузка» самой карты?
647
Wintle M. Renaissance maps and the construction of the idea of Europe/ Journal of Hstorical Geography, # 25, part 2 (1999). P. 147–159.
1
В 1570 г. математик и астролог Джон Ди в предисловии к английскому переводу «Начал геометрии» Эвклида предложил своеобразную иерархию наук, зависящих от математики. И первой среди них он почитал антропографию, о которой говорил следующее: «…помыслите о ней, как об одной из важнейших составляющих Человеческого знания. Имя, даваемое мной этой науке, ново, однако сам предмет ее изучался всеми, кто достоин звания философа от начала времен. Антропография есть описание Числа, Меры, Веса, Очертаний, Расположения и Цвета всех тех многочисленных сущностей, что заключены в теле Человека… Описание небесной части мира зовется Астрономией. Описание Земного шара зовется Географией. Соединение же двух последних именуется Космографией (коя суть описание мира в его целостных и всеобъемлющих пределах). Тогда почему бы описанию того, кто есть Микрокосм или Малый Мир (и во имя которого, ради служения ему и были сотворены все прочие плотские твари, при том он причастен Духам и Ангелам и сотворен по образу и подобию Божию) не быть отдельною дисциплиной, <…> кою следует почитать Искусством из искусств?» [648]
648
Dee John. Preface to Euclid/ The Works of John Dee. Modernisation of his mathematical masterpieces. Newport, 2010. P. 181.
Обратим внимание: следуя традиции своего времени, Ди проводит параллель между Микро– и Макрокосмом и, по сути, декларирует, что описание второго имеет ценность именно как ключ к пониманию первого: постижение мира есть не более чем ступень к постижению человека, ибо венец творения есть человек. Можно сказать, что все мироздание как бы рассматривается через антропоморфную призму, но это будет не совсем верно: скорее, два мира – человек и Вселенная – пульсируют, постоянно проецируясь друг на друга и друг в друге раскрываясь. «Новая» наука, которую предлагает Ди – на первый взгляд, она может показаться анатомией, но анатомия вовсе не была в ту эпоху какой-либо новинкой, а то, о чем говорит Ди, есть анатомия в соединении с физиологией, психологией, философией, и т. д. Сам же термин, предлагаемый Ди для этой собирательной области знания – «антропография» – подразумевает одновременно и «описание», и «прорисовку» человека, то есть вербальную и графическую репрезентацию знания о нем – именно поэтому все эти рассуждения развертываются в контексте Эвклидовой «Геометрии».
Ди думает о некоем «Атласе человека»: не «Анатомическом атласе», а гораздо более грандиозном проекте, который бы включал в себя кроме анатомических рисунков также и схемы, диаграммы и прочие визуальные способы представления материала.
Но совершенно сходный проект стоял и за «Атласом» Меркатора: своему создателю он виделся пятитомной (или пятичастной) книгой, в которой сначала представлено Сотворение мира, потом – астрономия, затем – география, генеалогия и, в конце, хронология. [649] Обратим внимание, что последние два раздела связаны непосредственно и исключительно с человеком, тем самым мир мыслится как арена действий рода Адама.
649
Alpers Svetlana. The Mapping Impulse in Dutch Art/ Alpers Svetlana. The Art of Describing. Chicago,1983. P. 134.
То есть картография в определенной мере есть наложение человека и его деяний на лик Земли и тесно связана с общими идеями (у Ди – гораздо теснее, чем у Меркатора) а в конечном счете с философией, то есть с интеллигибельными, умозрительными сущностями.
Но свойством Ренессанса было как раз стремление визуализировать интеллигибельное, будь то «иероглифическая монада» доктора Ди, обретающая форму графического знака – истолкованию же этой формы отдан целый трактат, [650] или дюреровская серия гравюр, посвященных меланхолии. Неслучайно именно Ренессанс открывает, насколько эффективны для трансляции знания различного рода диаграммы и рисунки, будь то гравюры, раскрывающие взаимосвязи мира в трудах Роберта Фладда, [651] или иллюстрации знаменитой алхимической «Mutus Liber» – «Немой книги», где знание о путях получения Философского камня передано только в рисунках – при этом подчеркнуто отсутствует текст. [652]
650
Dee John. Monas Hieroglyphic a/ The Works of John Dee. Modernisation of his mathematical masterpieces. Newport, 2010. P. 51–122.
651
Собственно, они отчасти и стали осуществлением «Антропографии» Джона Ди – в первую очередь это относится к «Utriusque cosmi metaphysica, physica atque technica historia» (1617) и «De naturali, supernaturali, praeternaturali et contranaturali microcosmi historia» (1619–1621) Роберта Фладда.
652
Рука об руку с этой тенденцией шло оформление книжных фронтисписов той эпохи, когда сложно организованное изображение служило развернутой аннотацией текста, скрытого под обложкой.